быть иначе? Ведь острый ум Иланы словно резец скульптора подчеркивал её благородную красоту, и была в ней некая глубина, тогда пониманию Тукуура недоступная. Но постепенно, в беседах с дочерью первого плавильщика и её учителем, окреп разум Айсин Тукуура, в нем разгорелась жажда знаний, и вскоре он мог уже на равных спорить с ней об устройстве Трех Миров, движении звёзд и повадках зверей. Порой в глазах Иланы ему виделось нечто большее, чем вежливая симпатия или учёный интерес.

Тогда её глаза были мягкими и задумчивыми, как глубины теплого океана, но Тукуур, сын мелкого чиновника, и думать не смел о том, чтобы просить её руки. Ведь брак — инструмент власти. Он дарит могущественных союзников или помогает распространить свое влияние за пределы родного города. Союз двух родов — это не песня о любви и верности, хотя и ей порой находится место в его каменных стенах. Тукуур мог только хранить память об Илане, или мечты о ней — кто отделит одно от другого? И если других учеников мечты о девушках уводили из классов на ночные улицы и в тенистые рощи, то образ дочери Темир Буги гнал Тукуура в пыльные чертоги священной библиотеки и к холодным камням алтаря Духов.

Теперь он — знаток церемоний, избранник Дракона, будущий наставник или судья. Мечты могли бы стать реальностью, вот только глаза Иланы холодны как черный лёд горного озера. Что случилось с ней в далёком Толоне? Что ожесточило её? Тукуур терялся в догадках, и лишь одно было ясно: по-настощему он не знал даже ту Илану-ученицу, Илану-исследовательницу, и уж тем более не знакома ему вернувшаяся из древней столицы Илана-бунтарка.

Двухэтажный особняк, в котором жил Темир Буга, был одновременно его рабочей резиденцией и даровался чиновнику только на время прохождения службы. Как и все дома старших шаманов Бириистэна, он был окружён плотной и колючей живой изгородью, за которой росли кряжистые добаны с пышными кронами — наблюдательные посты телохранителей-островитян. Выложенная крупной белой галькой дорожка вела к господскому дому, сложенному из смолистых сосновых брёвен, привезенных чуть ли не из самой Священной столицы. На первом этаже располагалось присутствие и комнаты секретарей, на втором — спальни, библиотека и кабинет. Позади особняка стыдливо прятались в тени деревьев домики слуг из обмазанного глиной плетёного тростника. В саду уже хозяйничали добдобы и солдаты армии Дракона. Перекинувшись с ними парой фраз, Максар ввёл Тукуура в дом.

В присутствии было темно и тихо. Несколько оплывших свечей освещали проход к лестнице на второй этаж, их отсветы падали на судейское кресло и небольшой домашний алтарь. У прохода застыл армейский копейщик в серо-жёлтом кафтане.

— Это последний, — сказал ему Максар. — Дознаватель здесь?

— Он в саду, нохор Максар, — полушёпотом ответил солдат, опасливо косясь на алтарь. — Приказывал проводить всех в кабинет.

Где-то в доме скрипнула половица, и копейщик непроизвольно сложил пальцы в жест изгнания. Максар тихонько вздохнул.

— Пойдём наверх, — буркнул он Тукууру.

— Что, прямо в кабкабах? — удивился тот.

— Скаты и акулы… — проворчал воин. — И ты хорош, знаток церемоний! Идём, разуемся у крыльца, как приличные люди.

— И четыре простирания алтарю, — хмуро кивнул юный шаман.

— И четыре простирания, — обречённо вздохнул Максар.

Покончив с церемониями, они поднялись по лестнице, прошли через полутёмную библиотеку и оказались в просторном кабинете хозяина дома. Одну из стен полностью закрывал книжный стеллаж, на второй в образцовом порядке были развешены богато украшенные мечи, кинжалы и клевцы. Темир Буга лежал на спине возле массивного письменного стола, в его груди зияла глубокая колотая рана. Свежие шрамы на щеках нехотя складывались в символы «разум» и «справедливость», словно понимая, насколько далеки эти понятия от случившегося. Судорожно вздохнув, Айсин Тукуур сложил руки в жесте прощания и тихо пропел слова мантры последней мудрости:

— О, ведущая, уводящая за пределы, переводящая через пределы пределов, пробуждающая, славься!

Знаток церемоний шагнул было к телу, но один из солдат, дежуривших в комнате, предостерегающе поднял руку.

— Не велено!

— Уступи эту честь дворцовому прорицателю, — с грустной иронией в голосе произнёс Улан Холом.

Молодой страж облокотился на стену в углу кабинета. Напротив него, у книжного стеллажа, подобно натянутой тетиве замерла дочь убитого. Дрожащие огоньки канделябров причудливыми бликами отражались в серебряной вышивке на груди её кафтана. Сейчас эта вышивка — составленный из множества снежинок силуэт журавля — казалась живее лица Иланы, неподвижного, словно чеканный профиль бронзовой статуи. Белки тёмно-карих глаз от горя и бессонницы покрылись алой паутиной. Глаза достались ей от отца, как и густые чёрные волосы, и кожа лишь на полтона светлее, чем у кочевников степного нагорья. Только мягкий овал лица напоминал о Темир Аси, бледной светлоглазой дочери побережья, слишком похожей на проклятых колдунов из-за моря.

Чуть поодаль, между двумя дюжими добдобами ссутулился невысокий, но мускулистый и широкоплечий телохранитель Санджар, чьи глубоко посаженные глаза и искалеченный нос давали ему мимолётное сходство с лесным кабаном.

— Итак, все в сборе, — раздался от двери незнакомый гортанно-певучий голос.

Первой в комнату впорхнула серебристая фосфоресцирующая сфера, а за ней неторопливо вплыл высокий дородный господин с аккуратно заплетёнными в три косы по столичной моде усами и бородой. Его роскошный парчовый кафтан был подпоясан серебряным кушаком, а на украшенном чеканкой широком ремне висели кисточки, кости, гадательные пластинки и прочие инструменты опытного прорицателя. Довершала наряд щегольская лакированная шляпа из крокодиловой кожи с серебряными заклёпками в виде звёзд и планет. Разглядывая столичного франта, Тукуур едва не забыл про серебряную сферу, но та, подлетев к самому его лицу, угрожающе щёлкнула и замерцала гнилостно-белым светом.

— Нохор Дамдин, — вкрадчиво произнёс Холом, — допустимая дистанция для оживлённого древнего слуги — три метра. Мне придётся доложить о Вашей небрежности.

Дознаватель театрально щёлкнул пальцами, и сфера, недовольно жужжа, отлетела к центру комнаты и застыла над телом покойного.

— Для начала разберём ваши проступки, нохор Холом, а затем, возможно, дойдём и до моих, — прогудел прорицатель. — Кто старший над караулом?

— Я, мудрейший! — по-военному отчеканил Максар. — Дзамэ Максар, временный третий плавильщик.

— Хорошо, — благосклонно кивнул Дамдин, — доложите о случившемся, нохор Максар.

— Сегодня, между третьей и четвёртой стражами ночи телохранитель Санджар, обходя дом, услышал звуки борьбы из кабинета. Дверь была заперта изнутри, поэтому он поднял тревогу и поспешил на улицу, намереваясь со своими товарищами влезть по бревенчатой стене. Когда он выбежал из дома, то заметил одетую в чёрное фигуру, убегавшую в сторону сарая с садовым инвентарём. Догнать неизвестного не удалось. Тем временем госпожа Илана запасным ключом отперла дверь и обнаружила тело. Она немедленно