и кубом. Чтобы как-то поступить, оставалось только разобрать вязь символов и понять смысл начертанного, и мы с Болком посмотрели на Отилу.

— Нечего на меня таращиться, я уже в процессе, — проворчал домовой, опять сделал умную морду лица и начал ходить вокруг куба, иногда, опускаясь на колени, иногда чуть ли не водя носом по поверхности, иногда возвращаясь к сомнительному знаку. Потом он поднялся и заявил: — Нужны бумага и писало, тут всё слишком важно и конкретно.

Болк из наполовину оторванного кармана вытащил похожий на блокнот предмет и что-то вроде короткого карандаша. Торопить Отилу не имело смысла, да и бесполезно, и потому, пока он колдовал над письменами, я решил повнимательнее осмотреть зал. Проходя вдоль череды полусфер, я обратил внимание, что за ними на стене за коркой пыли тоже просматриваются очертания знаков, причём каждый раз иных и по виду и по числу. Подумалось, что это какие-то индивидуальные символы или имена, как надписи на личных шкафчиках в раздевалках. Я проследил взглядом стены и своды и поразился чистотой исполнения, геометрической правильностью и безупречностью линий. Если бы я не знал, что нахожусь в толще каменного массива горы, то подумал бы, что это часть величественного дворца. Никаких излишеств, строгие линии и формы, казалось бы, упрощали пространство, на самом же деле, все вместе они истинно воплощали величие и гармонию. При этом вся архитектоника построения явно несла чужую, не земную мысли и логику. Всё это было прекрасно и удивительно, но чуждо.

— Очер, подь сюды, — раздался голос домового и гулко отразился эхом. Я поспешил к нашему провидцу. Он стоял и задумчиво теребил ухо. — Кой-чего прояснил, но не обессудь, коль где и совру. Язык больно древний. Короче так. Это следы древнейшей цивилизации. У нас их называют Предтечи. Прочитал через пень колоду, но смысл таков: планета Предтечей погибла от взрыва звезды. Укрыться и спастись смогли те немногие, кто оказался вдали от родины. Здесь была их база, и последние сто обитателей добровольно погрузили себя в глубокий сон в специальных камерах, рассчитывая, что когда-нибудь разумные существа их активируют. Вот мы разумные и отыскали эти саркофаги.

— Занятная история. И как давно они тут спят? — подал голос Болк.

— Точно не скажу, — Отила задумчиво поскрёб макушку, — но не меньше миллиона лет, а может и поболе.

— Та-а-ак, — протянул я. Слова Отилы напрочь выбили меня из колеи. — Давайте соображать, что нам со всем этим делать?

— Погодь зря голову мять, — проговорил домовой. — Дай ещё чуток времени, может ещё что пойму. — И он продолжил осматривать и ощупывать поверхности каменного куба. Я его не торопил, но через час терпение начало таять. Мы с Болком переглянулись, и я понял, что он тоже на пределе. Я уже открыл рот, чтобы поторопить Отилу, когда он сам устало отошёл от куба.

— Кажись, я всё понял, — проговорил он озабоченно, — но надо сопоставить данные. Потерпите ещё полчасика. — И он замер погрузившись в себя. Я покачал головой, ругнулся сквозь зубы и опустился на ступеньку подиума. Рядом пристроился хмурый Болк, безуспешно пытающийся хоть как-то залатать прорехи на куртке и штанах. Наконец, Отила распрямился, встряхнулся и привалился спиной к грани куба. Отдышавшись, он заговорил:

— Они в саркофагах должны быть живыми… Тут сказано, как активировать камеры гибернизации. Сначала нужно нажать на символы в нужной последовательности, я тут записал. Потом поочерёдно нажать круглые выступы. Что делать дальше, не обозначено. Наверно, сработает автоматика. Или не сработает. Миллион годков — не кошка чихнула. Время разрушает всё, даже камни. Вот теперь всё. — Он устало сполз по грани куба, сел и забылся в отключке.

— Что скажешь, Болк?

— А что тут скажешь? Надо попытаться выполнить инструкцию. В конце концов, мы ничего не теряем. А иначе зачем мы здесь оказались?

— Да, есть такое ощущение. Согласен. Дождёмся Отилу и начнём. Что будет, то и будет. Лишь бы потом не пожалеть.

— Ха-ха-ха, Очер, ты наверно, шутишь, — хохотнул Болк, — неужто ты всерьёз полагаешь, что можно ещё ухудшить наше положение? Торчим в горах, без понятия где, без транспорта, без снаряжения, без жратвы и почти без оружия. Из этой задницы можно выбраться либо вверх, либо в небытие.

Я кивнул головой, во всём соглашаясь с Болком. Прав он, во всём прав. И мы, собрав в кулак последние капли терпения, принялись дожидаться пробуждения домового. Отила очнулся на удивление скоро. Он поднялся, встрепенулся и сразу перешёл к делу:

— Что решили?

— Приняли идиотически смелое решение активировать саркофаги, — хмыкнул я.

— Тогда я начну?

— Давай, — махнул я рукой.

Заглянув в блокнот, Отила прикоснулся в одному из символов на грани куба. От нажатия в глубине этого знака появилось слабое свечение, домовой отдёрнул руку, присмотрелся, немного подождал и продолжил, причём нажимая в непонятном мне порядке и очерёдности. Постепенно буква за буквой подсветилось с полсотни символов на гранях, и когда активировался очередной знак, раздался тихий мелодичный звук и тут же угас. Подсветка исчезла, и из поверхности выдвинулись на палец выпуклые круги. Отила повернулся к нам, и, глядя шалыми глазами, хрипло проговорил:

— Кажись, я сделал это. Чуть сердце не выскочило. Уф-ф. Ну, Очер, ваш черёд, давай, жми на кнопки.

Я осторожно подошёл к кубу. Сердце замолотило, а рука словно свинцом налилась. Собравшись, я нажал на первый круг. Он не сдвинулся ни на миллиметр. Что за хрень! Я нажал посильнее. Бесполезно.

— Дай-ка я, — пробасил Болк и надавил на круг. Раздался хруст, кнопка вдавилась в толщу куба и осветилась по контуру, а в саркофаге у входа слева началось движение, и с него посыпались мусор, куски грязи и пыль. По кругу матовой полусферы побежали огоньки, и послышался негромкий ритмичный звук, похожий на тиканье маятника.

— Давай дальше, — проговорил я, и Болк начал поочерёдно вдавливать кнопки.

Зал всё больше освещался индикаторами в основании полусфер сначала с левой стороны потом с правой. Вскоре засветились все камеры гибернации, а звуки от них слились в сплошной шум и какофонию. В воздухе повисла и стала медленно оседать древняя пыль. Через полчаса я уже отчаянно мечтал сбежать куда подальше из этой «музыкальной шкатулки», но тут саркофаги начали последовательно в том же порядке отключаться и замолкать. Когда заткнулся последний, я потряс головой, вытряхивая из ушей остатки шума, и тут же забыл и про шум, и про усталость, и про все наши проблемы. В зале вспыхнул свет ровный, дневной, льющийся откуда-то сверху, осветивший подземное пространство во всём его нынешнем убожестве. Поистине нет более печального и величественного зрелища, чем