за счет больной старухи?

– Она не старуха!

Кыса молчал, покачиваясь на скрипучем кресле. Анька продолжила настырно.

– Слушай, как же государство, какая-то поддержка же должна быть? Пенсия? По инвалидности она должна быть выше. Тебе нужно всем этим заняться как можно скорее.

– Ладно, мне пора. Я так понимаю, ты ходишь в лохмотьях и живешь под мостом? – устало бросил Кыса и, сняв наушники, нажал отбой.

Всю ночь он видел сны.

Безногая мать, подключенная прозрачными проводами к жужжащим приборам, стонала и корчилась. Напротив койки на стене висел телевизор, вместо шоу он показывал кривую сердцебиения. Кыса почему-то решил, что это его пульс во время убийства Угаренки. Ринулся было просить прощения у матери, мол, это она за сына расплачивается. Но палата как будто пересобралась кубиком Рубика и выбросила Кысу. Теперь он наблюдал откуда-то сверху.

Мать вся в белом лежит на сбитых простынях, словно в снегу. У Кысы перед глазами воспоминание. Сколько же лет прошло? Вот молодая мама пробирается по сугробам, за ней утятами еле поспевают Кыса и Анька. Мама со смехом падает на спину, дети тоже смеются и тоже падают в сугроб. Возят по снегу раскинутыми руками. Кыса высунул язык, чтобы ловить снежинки. Мама встает первой и вытягивает детей, она улыбается, и ее розовые щеки с ямочками светятся здоровьем. Втроем они замерли над своими отпечатками, где вместо рук получились крылышки. Они это называли «следами ангелов». У мамы, как всегда, самый большой и аккуратный.

Тут мать, прямая, как доска, взмыла над постелью, простыня с нее свесилась флагом. В глазах у нее странный электрический свет.

Кыса проснулся липкий и холодный, заранее готовый, что ничего хорошего новый день не принесет. Перевернулся на бок, облокотился на подушку и наконец сел. В одних трусах – раз матери нет дома, то можно – прошел в ванную. Мать говорила, что вода смывает плохие сны. Кыса умывается несколько раз, разбрызгивая ледяную струю. Легче не становится. В голове звенит. Вставил в уши мизинцы, покрутил ими, как ершиками. Точно, это мелодия на входящие. Кыса рванул к телефону, мокрыми пальцами несколько раз безуспешно тапнул по экрану, затем вытер ладонь о трусы и наконец ответил на звонок.

Минут через тридцать после разговора с врачом на номер Кысы обрушились похоронные агенты. Они были одинаково вежливы. Выражали соболезнования, тихими голосами давали «ценные советы». Мол, крематорий при больнице дорогой, а работают там студенты медучилища – второгодники, наркоманы и даже извращенцы. Одни советовали закопать, другие сжечь. Будто речь шла о какой-то улике, а не о человеке. Надо съездить в больницу, убедиться лично. Если это все не его ночной кошмар, может, путаница? Вот бы увидеть мать живой.

Палата была такая же, как во сне Кысы. Кровать-трансформер с пультом на проводе, измятая простыня с серым казенным штампом, рядом стойка с капельницей, на тумбе пакет с домашними тапочками. Кыса заглянул внутрь, узнал велюровые розовые полоски и потемневшие непросохшие стельки, наверное, соседка собирала маму в больницу. На бледной стене выключенный телевизор, на экране отражение окна. В окне здание какого-то института. А внутри наверняка есть аудитория, в которой висит телевизор, в котором отражается окно, за которым стоит осиротевший Кыса.

– А вы что здесь делаете? Вам сюда нельзя!

В дверях стояла девушка в синей сестринской робе и сердито сверлила взглядом посетителя. Кыса оробел и не сразу нашел что сказать.

– Вы к кому? Часы приема видели?

– Я к Петровской, – дрожащим голосом сказал Кыса и схватился за пакет с тапочками, будто он, как пес, их сюда и приволок.

– А она в операционной?

– Вы мне скажите, – с надеждой произнес Кыса, а сам подумал, ну вот, врачи точно все перепутали.

Медсестричка открыла было рот, но тут ей на плечо опустилась костлявая рука. Следом вынырнула узенькая голова, демонстрирующая дежурную улыбку. Медсестра обернулась, стушевалась, видимо, узнав женщину.

– Иван Петровский? Здравствуйте, – произнесла костлявая хриплым контральто. – Меня зовут Елена, я директор агентства «Вечность». Сочувствую вашей утрате.

Кыса кивнул и еще крепче сжал в руке пакет.

– Поговорим? – Елена крепко ухватила Кысу за локоть и потянула из палаты.

Они молча прошли по длинному коридору. Елена шагала быстро, наверное, торопилась в свою вечность. Встречные медсестры прятали глаза куда попало, в карту больного или в телефон. Только вальяжный врач не отвел взгляд, наоборот, поздоровался, расплылся в улыбке, затем что-то шепнул Елене на ухо и снова улыбнулся. Кысе достался еле заметный кивок.

На парковке встали у ярко-красного «мини-купера».

– Давайте я вас отвезу домой? К маме вас сейчас все равно не пустят. – Елена поежилась.

Кыса был в куртке, и ему было жарко. Как дурак, уставился на ее коленки, тоже острые. Наверняка покраснел, как же это неуместно! Откажется сесть к ней в машину, она решит, что он смутился.

– Поехали, – нервно укусил себя за щеку.

Елена ободряюще улыбнулась. Нажала на брелок, машинка пикнула. Она ящерицей юркнула в салон. Кыса плюхнулся рядом, пристегнулся, положил руки на колени. Краем глаза следил за Еленой: она завела мотор, включила подогрев сидений себе и ему, проверила зеркала. Профиль как у Ахматовой.

– Нужен гроб, – тихо сказал Кыса.

– Какой рост был при жизни у мамы? – сдавая назад, спросила Елена.

– Ну, на голову ниже меня. Но это теперь неважно, нет у нее больше ног. – Кыса провел рукой по ключице, затем ниже, как бы примеряясь, где могла быть теперь мамина макушка.

– Гробы всегда в полный рост.

– Ну, тогда как у вас примерно, – сказал и зло посмотрел на Елену.

Елена отвлеклась, вырулила к шлагбауму, открыла окно, пискнула пропуском, махнула рукой охраннику и продолжила.

– А вес какой?

– А это-то зачем?

– Если тяжелая, значит, нужна колода. Легкая – стандарт.

– Легкая, – быстро ответил Кыса, прикинув, что стандарт дешевле какой-то колоды, – тем более без ног.

– И вещи нужно купить… – Елена терпеливо вздохнула, как если бы собиралась инструктировать новенького сотрудника. – Хотите, можем проехать ко мне в агентство? Я вам все покажу и расскажу.

Кыса замешкался.

– Или говорите адрес, это не проблема. Отвезу вас домой.

– Да поехали в агентство, дома не по себе теперь.

– Крещеная мама была?

– Крестик носила, – отчетливо вспомнил Кыса.

– Тогда вам нужен крестик. Ее или новый. Нижнее белье: трусы, комбинация или ночная рубашка, лифчик никакой не нужен, это понятно?

Кыса кивнул. Елена продолжила.

– Чулки хэбэ, не кружевные…

– Говорю же, нет ног у нее, какие чулки? – психанул Кыса, резким движением отключил нагрев сиденья.

– Докуда отрезали? – устало спросила Елена.

– Выше колена, – полоснул пальцами по бедру, показывая.

– Ну, так есть на что надевать, значит, надо чулки.

– Но не видно же их будет под сорочкой, – Кыса усмехнулся. – Может, еще и тапки нужны?

– Конечно, нужны. На тот свет мы провожаем с соблюдением всех приличий.

– Под землю? Там нет света.

– Иван, Ваня – можно я вас так буду называть, ничего?

Кыса пожал плечами.

– По-другому никак. Любой серьезный человек вам это скажет. Иначе зачем вообще гробы. Иногда и тела-то нет…

Елена осеклась, покосилась на Кысу, острые скулы порозовели, потом продолжила:

– Нужно платье, не короткое, с длинным рукавом, платок или шарф на голову. Что-нибудь красивое тонкое, чтобы закрывало шею.

Кыса хотел было спросить, зачем закрывать шею, но понял, каким будет ответ: «Так надо».

– Небольшое полотенце, расческу, кусковое мыло обычное, платочек в руку.

– Так надо? – с иронией спросил Кыса.

– Так надо.

– Ладно, это если закапывать. А если сжигать?

– И так и так!

– Мертвой безногой женщине нужны тапки, чтобы что?

– Иван, я вас ни к чему не принуждаю. Услуги свои не навязываю. Вы вообще мне сына напомнили, поэтому захотела вас подвезти.

– Сколько же это все стоит?

– Надо посчитать, – мечтательно произнесла Елена.

– Кредиткой можно оплатить?

– Ну, разумеется.

– А место на кладбище? Это тоже не задаром. – Кыса потер виски. – Оградка, крест, копальщики.

– Я советую крематорий. Если мама не была против. И там есть что-то вроде общей могилы.

– Фу, она точно не хотела бы терпеть людей по соседству еще и после смерти.

До «Вечности» ехали недолго. Елена большей частью отвечала на звонки. Кыса поймал себя на мысли, что с ней чувствует себя спокойно, в безопасности. Даже показалось, что он ребенок и едет с мамой в торговый центр. Справа запестрел ряд прилавков с искусственными цветами. Кыса вспомнил, как в детстве занимался латиноамериканскими танцами и его партнерша, хихикая, раскрыла секрет: тропические гирлянды на ее костюме куплены в похоронном магазинчике. С тех пор Кыса не любил Латинскую Америку и пластиковые цветы.

Вывеска ООО «Вечность» помещалась на дощатом доме, похожем