Шрифт:
Закладка:
Вовка подошёл к окну, уставился на дом напротив, но видел, явно, что-то своё.
— А был ведь кризис.
— Был. Причём, по-моему, до распада СССР. Однако же, именно в восемьдесят седьмом. Биржи там у них рухнули или рынки, какие-то котировки, индексы. Я в биржах ничего не понимаю, но, вроде, все мировые рекорды падений перекрыли. Призвали там какого-то авторитетного дедка, и тот сказал, что всё, крындец — спасёт их только чудо.
— Типа развала Союза?
— Мдэ. Причём, наши же предатели, Ельцин, Кравчук и этот, третий, как его…
— Шушкевич?
— Но. Сами же всё сделали! А Ельцин, тварь алкоголическая, добил Россию.
— Да там все главы республик хороши были. Как они рвать страну начали!
— Продажные, чё там. И сами, и дружков западных притащили. Клинтон, что ли, в мемуарах писал, что «мы поимели с этих придурков пять триллиардов долларов».
— Вот это ни х*я с-себе!*
*Фразочка вроде простая
и даже быдляцкая,
но для нас она несёт
дополнительную линейку смыслов
благодаря убойной песне «Роза»
группы «Заточка».
Осторожно,
ненормативная лексика!
— А ты как хотел. Он поэтому и выступил против финального дробления России на двадцать отдельных государств. Она и так неплохо доилась.
— Народу сколько погибло.
— С*ка, до сих пор подмывает Наине Ельциной за «святые девяностые» рожу раскорябать.
Мы помолчали.
— Бл*ть, как иногда выпить хочется, — тоскливо сказал Вовка.
— Терпи, дорогой, всего семь с половиной лет осталось.
— Ну, ты меня утешила!
— Норм а с, не успеешь глазом моргнуть!
Вовка потёр лицо.
— Как думаешь, сейчас у наших есть шанс?
— Ты меня, главно, спрашиваешь! Кто у нас супер-логик?
— Во-первых, — напористо начал Вова, — я этот модуль давно принудительно выключил. Ты помнишь, каково это, рядом с логиком жить? — я непроизвольно передёрнулась, и он поучительно сказал: — Во-от! А во-вторых, даже если я его включу, данных крайне недостаточно.
— Ну, если переходить в область туманных предположений, я думаю так: если не купятся на западную мишуру — шанс есть. Тут, как товарищ Фурсов говорил, «выживет тот, кто упадёт последним».
— Мда. Так, может, написать кому-нибудь?
— Типа Андропову?
— Н-но.
— Я вон писала про сухой закон. Ноль эмоций, пока самолёт не рухнул. И вообще, ты уверен, что он читает всё, что люди отправляют?
— И кто читает до этого, — согласился Вова, — и как ему фильтруют…
— Я, на самом деле записала всё, что по старой памяти вспомнить смогла. Тогда ещё, в восемьдесят первом-втором. Лежит у меня папочка. Тебе, кстати, дай-ка покажу — мало ли, что со мной случится. Заберёшь, если что.
Я полезла в шкаф, где у меня хранились кой-какие черновики, наброски, папки с рукописями… и сразу увидела, что бумаги лежат не так.
— Оп-па…
— Что?
— Рылся кто-то.
Вовка подошёл и посмотрел мне через плечо:
— Да не похоже…
Да, на разгром не было похоже, напротив — всё почти так, как я оставляла. Но именно что почти.
— Просто ты не видел, как оно раньше лежало. Я проверю, конечно.
После второй тщательной переборки стопы́ стало ясно, что нужной папки нет.
— Так, может, мама твоя вытащила?
— Пф! — фыркнула я. — Матушка проста и незамысловата, как новозеландские карапузы.* Если бы она нашла, то не смогла бы скрыть факт находки. Да она даже сложить бы не смогла всё на место как следует!
*Отсылка к пародийному переводу
фильма-трилогии «Властелин конец»
Питера Джексона Гоблином-Пучковым.
В 1985 году до выхода
первой серии фильма
остаётся шестнадцать лет,
а до выхода
смешного перевода —
семнадцать.
— Значит, большой брат следит за нами?
— Однозначно! — мне вдруг стало любопытно: — Слушай, а Вольфыч*-то старше нас, правильно?
*Имеется в виду — Владимир Вольфович Жириновский и его любимое словечко.
— Старше должен быть, — прикинул Вовка. — Да нет, сильно старше должен быть, лет на двадцать пять! Ты вспомни, когда СВО началась, он умер — ему ж больше семидесяти было!
— Интересно, где он сейчас? Он же, вроде, юрист? Если Союз не распадётся, он в политику пойдёт или нет?
— А, может, он уже.
— Может… Как меня раздражает отсутствие возможности залезть в интернет и быстренько инфу посмотреть, ты не представляешь… Дядя Рашид наш, кстати, за него голосовал.
— За Жириновского?
— Ага. Хочу, говорит, сапоги в Индийском океане помыть.
— А-а, точно, была у Жирика такая предвыборная программа.
— Да-да. Он тогда, между прочим, прилично голосов набрал, напугав Ельцина до усрачки.
— Да? Не помню такого.
— При мне обсуждал кто-то. Может, преувеличивали, не знаю. Эпатажник он, конечно. Но многие его прогнозы сбылись. Причём те, над которыми все специалисты ржали.
Вовка критически осмотрел комнату:
— Жучок искать будем? Могу сходу предложить пару-тройку вариантов.
— Да нафига его искать? Передадим тащмайору наш пламенный привет, да и всё. Я бы на его месте вообще жучка прилепила на такой предмет, который я всегда таскаю с собой. На рюкзак, например. Глядишь, что полезное услышат.
— А если ты его постираешь?
— Мда, незадача. В часы?
— Корпус маловат.
— Ну, пусть бегемот думает, у него башка большая.
Вовка хмыкнул, прищурился на меня с усмешкой:
— Ну что, «делай что д о лжно — и будь что будет»?
Меня вдруг охватила тревога касательно дурных фантазий, способных прийти в голову неуёмно ретивых граждан. Ну, вот это, типа страшных казематов и специальных закрытых учреждений, где таких как мы можно держать вместо подопытных кроликов.
— Вов…
— А?
— Давай сразу договоримся: если тут кому-то моча в голову ударит — уходим из этого мира. Не хочу больше рестартов. Не получается — ну, пусть сами. В конце концов, мы же выжили.
— И ты готова обменять пепел Вашингтона на миллионы погибших русских?
— Я — нет. Если бы это только от меня зависело. Но мы тут мало что решаем. Устала я. Чур, только ты меня ведёшь. Я не хочу снова между миров потеряться.
— Ты представляешь, что с телами будет? Вернётся сознание тех детей, лет… скольки? Восьми?
— В моём случае — шести. Но я не думаю, что они останутся. Ты разве чувствуешь второй разум?
Вовка помолчал…
— Нет.
— Вот и я — нет. Мы слились. Детские воспоминания стали ярче. Глянцевее, что ли…
— Значит?..
— Убьёшь меня. Только быстро. И пойдём туда… К некромантам этим.
— Да там практически история уж закончилась.
— Ах ты, жук! Ты видел?..
— Конеч-чно. Сны никто не отменял.
— И молчит! Ну, чё там?
— Наши победили, конечно! Исписали весь Рейхстаг. Мало того — весь центральный район Берлина подвергнут магической консервации такого уровня — хрен пробьёшь, даже арканом*. Чтобы помнили и не вякали.
*Имеется в виду не тот аркан,
который утягивающаяся петля,
а сверхмощное, сверхсложное,
зачастую многоуровневое заклинание.
— А куда тогда?
— Да придумаем куда. Миров-то ещё сколько!
— Ладно! — я решительно подскочила. — По дороге мне расскажешь, придём, я запишу.
— А товарищ майор?
— Товарищ майор тоже пусть слушает, если имеет такую техническую возможность.
— Или уж придётся ему подождать лет десять. Глядишь, фантастика новых направлений двинется в массы.
НЕ ПО-БУРЖУЙСКИ
Мы полили герани и пошли домой. В смысле — на дачу. Рассказа про некроманта-коммуниста хватило почти на весь путь, и закончился он совсем не во-время — ровно на том месте, где случились с нами неприятные майские события.
— Проверим? — предложил Вова.
Мы свернули с тропинки, дотопали до болотины и зашли вглубь ельника, мрачного даже в солнечный июльский день.
— Вроде, здесь, — почти уверенно сказал Вова.
На всех межъёлочных пятачках, открытых солнцу, густо поднялось лесное разнотравье. Мы прошли ельник насквозь, но ничего подозрительного так и не обнаружили. Вот и ладно.
И снова меня поразило, что никаких особенных эмоций по поводу маньяка, прибитого по законам викингов, я не испытываю.
Зато когда мы топали по улицам садоводства по новенькой отсыпанной дороге, которая продолжала оставаться слегка проседающей под ногами (что меня, по честности, нервировало), меня посетила новая мысль:
— Слушай, а давай дорогу заасфальтируем?
— Какую дорогу? — не понял Вова, погружённый в свои мысли.
— Да вот эту, ньютоновскую.
— Ты с ума, что ль, сошла? Это ж какие деньжищи!
— А куда эти деньги девать? Солить? Или в фонд мира? Скоро мы начнём
