держал трость с изящным набалдашником в виде серебряного дракона. Чен знал, что в пасть крупноголового монстра вмонтирован миниатюрный фотоаппарат. Японцы вынуждены были закупать для него специальную пленку в Германии, и в каждой посылке из военного атташата империи в Берлине или Варшаве обязательно находился запаянный контейнер с запасом шпионского расходного материала. Защищать дракона двойного назначения должен был дипломатический паспорт владельца и острейший стилет японской стали многократной ковки, накрепко вваренный в набалдашник под фотоаппаратом и служивший мифическому пресмыкающемуся своеобразным позвоночником. За то, что удалось вычислить этот шпионский аксессуар, двое бдительных сотрудников японского отделения, следивших за Накаямой, получили благодарности от наркома. От них информацию получил и Чен. О том, что подполковник профессионально работает своей чудесной тростью – что в закрытом виде, что с обнаженным клинком, Арсений Тимофеевич рассказывать награжденным не стал. Он сам случайно наткнулся в журнале «Асахи» на новость о присвоении очередных мастерских степеней адептам школы шпионского единоборства мастера Учида. Еще в прошлом веке фанатично ненавидевший Россию японский разведчик Рёхэй Учида (Чен не раз видел его в гостях у своего приемного отца, еще когда носил фамилию Сакамото) создал технику фехтования тростью и зонтом специально для японских шпионов, которые будут работать против русских. Теперь в списке мастеров, выдержавших очередной экзамен и попавшихся на глаза Марейкису, значился «майор Накаяма Тэцуя, 2-й отдел Генерального штаба». Второй отдел был разведывательным, а Накаяма в то время как раз служил в Токио, так что сомнений не было: это он. Случись что, этот хлыщ с бобровым воротником может быть исключительно опасен. Впрочем, в условиях советской столицы бояться этого не стоит – он сам всего здесь боится.��Так же, похоже, всего боялся и второй японец, стоявший позади и чуть справа от Накаямы. Чен с легкостью признал в нем журналиста Курихару. «Забавная комбинация, – усмехнулся про себя чекист, – журналиста из Европы в Москве встречает военный атташе, он явно тут главный. А коллега приехавшего стоит сзади и ждет, когда ему поручат нести чемодан. Интересно, кто же к вам пожаловал, господа «военные журналисты», интересно, кто такой на самом деле господин Ватануки?»��Ответа оставалось ждать недолго. Из вагона на перрон начали выходить уставшие от долгой дороги пассажиры. За семьей голландского дипломата, притащившего с собой в разобранном виде велосипед и санки для милой, но слишком тощей девочки лет четырех, вышли человек восемь пузатых и добротных, как сама Германия, бюргеров-торгашей, которых много повадилось ездить в Москву в последнее время. Следом молодцевато выпрыгнули несколько коренастых офицеров в форме танковых войск Вермахта (этих стало еще больше – учились искусству броневого маневра и стажировались у бравых советских танкистов). Потом на платформу спустился среднего роста японец в мягкой фетровой шляпе, круглых очках и изящном пальто с докторским саквояжем в руках. К нему немедленно двинулись двое встречающих, и Чен понял, что не ошибся: втроем они стали напротив друг друга и долго раскланивались, тщательно регулируя углы наклона спин. По этим-то углам чекист с японским прошлым – Арсений Чен сообразил: Ватануки примерно в ранге Накаямы, то есть подполковник в должности, близкой к посту резидента. Курихара в этой компании точно не шишка. В какой-то момент Марейкису показалось даже, что он слышит, как японцы громко шипят, со свистом втягивая воздух во время поклонов в знак повышенного уважения друг к другу. Из-за постоянно движущихся спин Арсений все никак не мог разглядеть лица приехавшего японца, хотя и в фигуре, и во всей манере его держаться было что-то неуловимо знакомое, очень хорошо известное когда-то, но потом так же хорошо, прочно забытое.��Наконец, свист прекратился, спины распрямились, Курихара подхватил два добротных коричневых чемодана, испещрённых латинскими буквами L и V, но тут же поставил их обратно на платформу. Из вагона показалась изящная фигурка молодой невысокой женщины, совершенно европейского, на первый взгляд, вида, но, стоило ей спуститься на перрон, как сомнения отпали. Скрещенные внизу живота руки, почти такие же, как у мужчин, поклоны, энергичное кивание элегантной головки, прикрытой модной шляпкой с вуалью, – конечно, это была японка. «Ничего себе, – присвистнул Чен, – молодцы работнички, нечего сказать. Так он с женой приехал, а наши и не знали. В сводке про нее ничего нет. Без документов она въехать не могла. Значит, профукали. Работнички. На кого она так похожа? Что-то в походке неуловимое… И он тоже странно знакомый. Лиц не видно…»��Марейкис замер и прислушался к себе. Его неприятно поразило то, что у него участился пульс, а в затылке стало горячо. Чекист несколько раз покачал, до хруста, головой из стороны в сторону – большая не по размеру кепка чуть не упала. Поглубже нахлобучив ее на глаза, Арсений покинул укрытие и неторопливо двинулся в сторону японцев, которые медленно направились в сторону вокзала. Курихара с чемоданами шел сзади. Перед ним шествовала женщина, а ее муж, сопровождаемый Накаямой, возглавлял процессию. Военный атташе размахивал руками: в одной была замечательная трость, а другой он указывал на строения вокзала, видимо, объясняя историю и особенности московской архитектуры. Траекторию движения Чен выбрал такую, чтобы пройти мимо объекта метрах в трех-пяти, по касательной, как будто направляясь к другой платформе. Ему надо было рассмотреть лица прибывших и для этого представился отличный шанс. Как раз когда Марейкис проходил мимо, Накаяма остановил процессию и указал тростью на транспарант, вывешенный несколько дней назад перед входом в вокзал – почти такой же, что висел и снаружи: «Привет героическим стахановцам-делегатам Первого съезда стахановского движения!» Чен услышал, как подполковник громко выговорил по-русски слово «делегаты» и оглушительно расхохотался. Гости из Европы подняли головы, благожелательно разглядывая лозунг и улыбаясь. Дама даже приподняла вуаль.��Чен остановился, только когда дошел до края платформы. Все его силы ушли на то, чтобы не замереть на месте при слове «делегаты», в ту самую секунду, когда он узнал их обоих. Под фамилией Ватануки скрывался его друг детства и однокашник по школе ниндзя Такэюки Ода. Его женой была родная дочь приемного отца будущего чекиста, в которую Чен когда-то был влюблен безумно и безнадежно. Эцуко Сакамото.�����Глава 6. Голуби���Японские офицеры пили водку. Точнее, самоотверженно делали вид, что пьют ее. Подполковники Накаяма и Ватануки, в гражданских европейских костюмах (у Накаямы попроще, у Ватануки помоднее и подороже), но без штиблет, удобно разместились на полу в кабинете японского военного атташе в посольстве за наглухо закрытыми дверями. На двухвековой паркет второго этажа роскошного суворовского дома была брошена тонкая циновка из рисовой соломы, а на нее две большие квадратные, плоские подушки, на которых не без некоторой элегантности расселись офицеры Генерального штаба Великой Японии. Между коллегами на маленьком