– Какие твои звуки? – спросила мама, взглянув на меня.

– Ничего нового, чего бы ты не слышала раньше. Мы уже должны были приехать. Ты можешь ехать побыстрее?

Мама проигнорировала вопрос и ехала с той же скоростью – пятьдесят пять километров в час.

– Как хорошо снова с тобой разговаривать, – сказала она. – Я скучала по тебе.

– Мам, – простонала я. – Не сейчас.

Я наконец-то, спустя долгое время чему-то обрадовалась – неужели ей так хочется снова все разрушить каким-то сюсюканьем о том, как она скучала по мне?

– Пожалуйста, выслушай меня, – настаивала мама. – Мне нужно сбросить камень с души.

– Ладно, – сказала я, скрещивая руки и тяжело вздыхая. – Я слушаю.

– Мне было ужасно стыдно, когда я сказала тебе те слова после того, как я нашла зажигалку, – начала мама. – Я знаю, что ты никогда бы не сделала ничего подобного, ты бы никогда не подвергла такой опасности нашу семью. Ужасно, что я вообще могла подумать такое о тебе. Я перед тобой очень виновата.

Я знаю, что должна была сказать, что прощаю ее, или все нормально, или проехали… Но я была рассержена на нее не за то, что она обвинила меня в поджоге дома. Если бы я сказала, что прощаю ее, то это бы означало, что я прощаю ее и за все остальное. Я не была к этому готова. Я не знала, что вообще когда-нибудь смогу ее простить.

– Как скажешь, – вместо этого сказала я.

Было понятно, что она ожидала не такого ответа, но это лучшее, что я могла ответить в сложившейся ситуации. Спустя несколько минут мы притормозили, свернули с трассы и поехали по узкой грязной дороге. Дома были маленькие и они стояли близко друг к другу, на участках было полно травы и пластиковых игрушек.

– Джулия написала, что нам нужен дом пятьдесят четыре по улице Брайер-Роуд. Ты вообще видишь номера на домах? – спросила мама, вытягивая шею, чтобы рассмотреть номера.

– Вот он! – закричала я, показывая на зеленый дом с выцветшими номерами на почтовом ящике. На подъезде к дому, на шлакобетоне, стояла старая машина и снегоход с надписью ПРОДАЕТСЯ, припаркованный посередине переднего двора. Я осмотрелась, но нигде не видела Бяку.

– Дай-ка я еще раз проверю, что мы приехали в то место, – сказала мама. Но не успела мама открыть сообщение на своем телефоне, как входная дверь дома распахнулась и оттуда вышла худощавая женщина с сигаретой. На ней были короткие шорты и топ с большим красным языком на нем.

– Ребят, это вы собаку потеряли? – крикнула она нам.

– С ним все в порядке? – спросила я, выпрыгивая из машины. – Он не ранен?

– Вроде нормально. Мой муж поймал его, когда он копался в мусоре сегодня утром. Наверное, искал куриные кости, я выбросила их вчера вечером.

Бедный Бяка. Должно быть, он очень проголодался после трех дней без нас. Вечером я накормлю его чем-нибудь очень вкусным – может теми особыми хот-догами, про которые говорила Джулия.

– Мы так рады, что вы позвонили, – сказала мама. – Мы все испереживались из-за него. Понимаете, в нашем доме был пожар предыдущим вечером, и…

– Где он? – прервала я. – Где Бяка?

– Он привязан на заднем участке, – сказала она, указывая той рукой, в которой она держала сигарету. Она оставила после себя тонкий шлейф из белого дыма, как самолет, который пишет сообщения в небе.

Когда я забежала за дом и увидела его виляющий хвостик, я почувствовала, что мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Бяка! – закричала я. – Бяка!

Он счастливо гавкнул, развернулся и побежал навстречу мне, пока его не остановила привязь. Это был не Бяка. Эта собака была облезлой и старой, ее зубы были желтые, а вместо красного ошейника вокруг его шеи была обернута грязная шкурка банана.

Мне показалось, будто меня ударили в живот.

– Думаю, тогда мы лучше позвоним в приют, – сказала худощавая женщина, когда она узнала, что это была не наша собака. – Наверняка его кто-то ищет.

– Зачем это должно было случиться? – завопила я, когда мы отъехали с пустыми руками от того зеленого дома. – У меня такое ощущение, будто я снова потеряла Бяку.

– Я понимаю тебя, милая, – сказала мама. – У меня такое же чувство.

– Нет, – зарыдала я. – Ты ни капли не понимаешь, что я чувствую. Это я виновата, что он сбежал.

– Ты не виновата, что Бяка сбежал, – сказала мама. – Никто не виноват.

Я покачала головой.

– Мне надо было убедиться, что он с нами, когда мы выходили из дома.

– Не вини себя, – сказала она. – Ты была напугана. Мы все были напуганы. В тот момент никто не мог трезво думать.

Я закрыла лицо руками и зарыдала.

– Не надо было вообще делать эти дурацкие объявления. Рисунки даже не похожи на Бяку. Нам не хватало фломастеров, поэтому цвета не те что надо.

– Мы можем купить нужные фломастеры, – сказала мама. – Сколько угодно. Мы прямо сейчас поедем в магазин.

– Мам, ты не понимаешь. Фломастеры тут не помогут. Нужна фотография. Но у меня нет ни одной фотографии Бяки. Они все в доме. Или может они вообще все сгорели, пропали навсегда как и все остальное, что я когда-то хранила и берегла.

Мои слезы стали тяжелыми и горячими, словно гигантская рука сжимала меня. Вдруг без предупреждения мама нажала на тормоза так сильно, что я бы вылетела через переднее стекло, если бы не была пристегнута.

– Что ты делаешь? – закричала я.

– Мы возвращаемся.

– К Скотту и Джулии?

– Нет, – сказала она, так быстро разворачивая машину, что шины завизжали. – Мы возвращаемся домой.