Тимошенко предложил на его место генерал-лейтенанта Андрея Ивановича Еременко.

Еременко в Первую мировую был солдатом, получил звание ефрейтора,,но, как сказано в документах, «в 1915 году был разжалован до рядового за дезертирство».

В Гражданскую командовал взводом, был начальником разведки кавалерийской бригады. Двадцать лет прослужил в кавалерии и в 1938 году получил под командование кавалерийский корпус. Прошел не только через Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава РККА и политкурсы при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева, но и окончил Академию имени М.В. Фрунзе.

Составляя в 1939 году характеристику комкора Еременко, заместитель командующего войсками Белорусского военного округа по кавалерии Георгий Константинович Жуков назвал Андрея Ивановича «волевым и энергичным командиром», но добавил: «Единственной отрицательной стороной т. Еременко является отсутствие у него скромности, выражающееся в том, что он слишком хвастливо популяризирует свою работу и состояние корпуса, тогда как оно значительно отстает от требований приказов Народного комиссара обороны».

Жуков и Еременко невзлюбили друг друга, что отразилось не только в их мемуарах, написанных на склоне жизни, но и в практике взаимоотношений двух крупных военачальников.

В 1940 году Еременко пол года командовал механизированным корпусом, потом два месяца (!) войсками Северо-Кавказского военного округа, а в январе 1941 года принял 1-ю Краснознаменную армию на Дальнем Востоке.

Еще до начала войны Еременко вызвали в Москву. 22 июня, когда он паковал вещи, позвонил начальник штаба Дальневосточного фронта генерал-лейтенант Смородинов:

— Только что сообщили из Генштаба: немцы перешли границу и бомбят наши города. Война!

Еременко удивленно спросил:

— Почему же штаб фронта держал в секрете от командиров армий сообщения из Генштаба о том, что надвигается война?

— Потому что их не было, — коротко ответил Смородинов.

Пятеро суток Еременко поездом добирался до Новосибирска, там пересел на самолет. В Москве его принял Тимошенко, сказал:

— Генерал армии Павлов и начальник штаба фронта отстранены от занимаемых должностей. Вы назначены командующим фронтом. Начальником штаба — генерал-лейтенант Маландин. Немедленно оба выезжайте на фронт.

Герман Капитонович Маландин был до этого начальником оперативного управления Генштаба.

Они выехали под Могилев. До штаба фронта, находившегося в лесу, добрались под утро. Павлов завтракал в своей палатке. Увидев Еременко, обрадовался:

— Какими судьбами к нам?

Еременко, вместо ответа, протянул ему приказ. Павлов недоуменно спросил:

— А меня куда же?

— Нарком приказал ехать в Москву.

Жуков вспоминал, что едва узнал бывшего командующего Западным фронтом — так Павлов изменился за восемь дней войны. Фронт был разгромлен, и о положении войск генерал Павлов сказать почти ничего не мог.

Целый день Дмитрий Григорьевич сидел в Генштабе, ждал вызова к Сталину. Но вождь не захотел его видеть. Павлову передали, чтобы он отправлялся назад. 2 июля Павлова принял Молотов. Генерал объяснял, почему войска отступили.

От Молотова Павлов вернулся несколько успокоенный. Сказал жене, что его отправляют к Тимошенко командовать танковыми войсками, а причины неудач Западного фронта позднее рассмотрят на заседании политбюро.

3 июля утром Павлов уехал в сторону Смоленска, чтобы получить у Тимошенко новое назначение. Прощаясь, бодро сказал жене:

— Поеду бить Гудериана, он мне знаком по Испании.

— Положить тебе парадную форму? — спросила жена.

— Победим, приедешь в Берлин и привезешь!

Членом военного совета Западного фронта был назначен Мехлис, остававшийся заместителем наркома обороны. Он с присущим ему рвением занялся поиском виновных в потере Минска.

4 июля в городе Довске генерала Павлова арестовали. Особисты его обыскали, забрали Золотую Звезду Героя Советского Союза, три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени и депутатский значок.

В постановлении на арест, составленном следственной частью 3-го управления (военная контрразведка) НКВД, Павлову предъявлялось традиционное обвинение как участнику «военного заговора». Постановление об аресте утвердил Тимошенко.

Павлову сказали, что он арестован по распоряжению ЦК.

6 июля Мехлис телеграфировал Сталину:

«Военный совет установил преступную деятельность ряда должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение. Военный совет решил:

1. Арестовать бывшего начальника штаба фронта Климовских, бывшего заместителя командующего ВВС фронта Таюрского и начальника артиллерии фронта Клича.

2. Предать суду военного трибунала командующего 4-й армией Коробкова, командира 9-й авиадивизии Черных, командира 42-й стрелковой дивизии Лазаренко, командира танкового корпуса Оборина.

Просим утвердить арест и предание суду перечисленных лиц».

Сталин ответил незамедлительно:

«Тимошенко, Мехлису, Пономаренко

Государственный комитет обороны одобряет ваши мероприятия по аресту Климовских, Оборина, Таюрского и других и приветствует эти мероприятия как один из верных способов оздоровления фронта».

Мягче всех отнеслись к члену военного совета фронта Александру Фоминых. 3 июля его освободили от должности и назначили с понижением комиссаром 124-й стрелковой дивизии, но уже в конце года утвердили членом военного совета 39-й армии. А в сорок третьем он стал членом военного совета Северо-Кавказского фронта, когда его сослуживцев по Западному фронту уже расстреляли...

На первом же допросе, 7 июля, следователь потребовал от Павлова:

— Приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности.

— Я не предатель, — возмутился Павлов. — Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам.

Следователь задал вопрос:

— В чем ваша персональная вина в прорыве фронта?

Павлов ответил:

— Я предпринял все меры для того, чтобы предотвратить прорыв немецких войск. Виновным в создавшемся на фронте положении себя не считаю. Основной причиной всех бед считаю огромное превосходство танков противника, его новой материальной части. Кроме того, на левый фланг Кузнецова (Прибалтийский военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима немцев на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар со стороны Вильно.

Особистов такое объяснение не устраивало.

— Нас не интересует, как потерпели поражение руководимые вами войска, — объяснил Павлову следователь. — Следствию важно знать другое. Как получилось, что именно на вашем, а не на другом участке фронта немецкие части так глубоко вклинились в советскую территорию? Не является ли это результатом изменнических действий с вашей стороны?

Павлов категорически отвергал это предположение:

— Измены и предательства я не совершал. Прорыв на моем фронте произошел потому, что у меня не было новой материальной части, какую имел, например, Киевский округ.

Следователь гнул свое:

— Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Нами точно установлено, что вы еще в 1935 году стали участником заговора и тогда уже имели намерение в будущей войне изменить Родине. Создавшееся