мрачную репутацию плохих и коррумпированных управленцев и сделались крайне непопулярны среди своих кипрских подданных. Даже богатые дворяне, как бы сильно они ни угнетали собственных крестьян, протестовали против того, как республика, по их мнению, обогащается за счет острова, а ее официальные представители следуют ее примеру, используя менее публичные методы. Кроме того, их оскорблял недостаток реальной власти. Другие, более простые слои населения во многом испытывали те же чувства. Многие считали, что любая смена правительства может привести только к лучшему, и эти настроения приобрели большое значение, когда настал кризис.

Совместная операция по освобождению Кипра оказалась полной катастрофой; однако даже если бы флот благополучно добрался до места назначения, высадил войско и в точности исполнил все указания, ему бы вряд ли удалось спасти остров. Крупная победа на море могла бы оказать временный эффект и отсрочить неизбежное на пару лет; но поскольку турецкий флот, который 3 июля бросил якорь в Ларнаке, насчитывал не менее 350 кораблей (это число более чем вдвое превышало оценки Колонны), такая победа была бы маловероятной, если не сказать больше. На самом деле Кипр был обречен с того момента, как Селим II решил присоединить его к своей империи.

Обречен он был по той же причине, по которой пятью годами ранее спаслась Мальта: из-за того неоспоримого факта, что сила любой армии в походе обратно пропорциональна длине путей сообщения и подвоза припасов. Поскольку у Кипра не было ни средств, ни способности, ни воли обороняться, защитить его могла лишь Венеция, откуда должны были доставлять все военные припасы, вооружение и обмундирование, а также большую часть солдат и лошадей. Но Венеция находилась на расстоянии 1500 миль, в другой части Средиземного моря, большая часть которого контролировалась турками. Туркам же требовалось проплыть всего 50 миль от своих портов на побережье Южной Анатолии, где они могли рассчитывать почти на неограниченные поставки людских ресурсов и материалов.

Их успех казался тем более гарантированным, что оборонительные сооружения Кипра, не считая тех, что имелись в Фамагусте, были безнадежно слабыми. Правда, Никосия могла похвастаться девятью милями средневековых стен, но они окружали территорию, значительно превышавшую размеры города, так что для их защиты требовалось огромное войско. Кроме того, эти стены были слишком тонкими, а осадные технологии XVI в. сильно отличались от тех, что применялись два столетия назад, так что, несмотря на лихорадочные усилия венецианских инженеров укрепить их в последнюю минуту, у них было мало шансов устоять против мощной артиллерии, в которой турки уже давно стали большими мастерами. Кириния некогда была великолепной крепостью, но она давно превратилась в руины, и, несмотря на то что и там недавно постарались починить и укрепить оставшиеся стены, она вряд ли смогла бы продержаться долго. Укрепления во всех остальных городах на Кипре были либо минимальными, либо вовсе отсутствовали; с самого начала было ясно, что надежда на долгое сопротивление существует лишь в Никосии и Фамагусте. Людей тоже не хватало. Делать точные подсчеты всегда непросто, но маловероятно, чтобы к началу осады в Никосии было больше 20 000 солдат, включая 500 кавалеристов, а из этого числа полностью боеспособными были чуть больше половины. Монах Анджело Калепио, присутствовавший при осаде, писал, что на складе боеприпасов было 1040 аркебуз, однако их не распределили как следует и не объяснили, как ими пользоваться, так что в результате многие солдаты не смогли из них стрелять, не опалив себе бороды.

Основную вину за эти и многие другие недостатки обороны следует возложить на лейтенанта Николо Дандоло. Неуверенный, робкий, вечно мечущийся между приступами почти истеричной активности и периодами апатичного безразличия, он явно не подходил для роли главнокомандующего – и она бы ему не досталась, если бы Себастьяно Веньер, назначенный генералом-проведитором и плывший с флотом Джироламо Дзане, сумел добраться до острова. В следующие мучительные месяцы Дандоло служил постоянной обузой, а его недальновидность и чрезмерная осторожность стали время от времени вызывать подозрения (правда, необоснованные), что он состоит на жалованье у врага. К счастью, в Фамагусте люди были лучше: генерал из Перуджи Асторре Бальони, которого прислали в апреле из Венеции в качестве главнокомандующего, и капитан Маркантонио Брагадин, который своей страшной участью по окончании осады заслужил себе постоянную нишу в венецианском Зале славы и навлек вечный позор на завоевателя.

Турецкий флот появился у побережья Кипра 1 июля. Султан Селим II, в памяти которого еще было свежо унижение, испытанное его отцом на Мальте, приложил все усилия для подготовки вторжения и доверил флот двум самым способным и опытным командующим: сухопутным войском командовал Лала Мустафа-паша, а флотом – Пияле-паша (хорват, который совместно с Драгутом десять лет назад победил испанский флот под командованием Джованни Андреа Дориа). После молниеносной атаки на Лимасол, которому был причинен значительный ущерб, войско разграбило город и соседний монастырь, не получив никакого отпора, а затем отправилось вдоль южного побережья острова к Ларнаке. Здесь из-за нерешительности Дандоло Мустафа сумел высадить все свое войско, не встретив никакого сопротивления, и разместить своих людей в ожидании подкреплений с материка. Затем он отправил из Ларнаки в Никосию слепого греческого монаха с обычным ультиматумом: поскольку у Венеции нет шансов устоять перед его превосходно экипированной армией из 200 000 человек, пусть она уступит остров мирно, сохранив таким образом дружбу и расположение султана. Если же она этого не сделает, то тем хуже для нее. Ректоры в Никосии не дали на это послание никакого ответа, однако отправили настоятельный призыв о помощи в Фамагусту, прося, чтобы Бальони вернулся с подкреплением. В просьбе было отказано на том основании, что угроза Никосии вполне может оказаться уловкой; основная мощь турецкой атаки по-прежнему ожидалась в Фамагусте.

Однако Мустафа не притворялся. 22 июля прибыли его подкрепления, и он вечером двинулся на Никосию, а два дня спустя его огромная армия встала лагерем у стен города. И вновь шанс был упущен: итальянский командующий пехотой умолял разрешить ему немедленную атаку, пока враг утомлен переходом 30 миль в разгар кипрского лета, а его артиллерия и тяжелые кавалерийские части еще не готовы. Дандоло и ректоры снова отказались рисковать, и турки получили возможность без помех окопаться.

Началась осада. Возможно, турецкая армия и не была такой многочисленной, как утверждал ее командующий, однако она, должно быть, насчитывала добрых 100 000 человек; ее пушки и легкая артиллерия были внушительными и, в отличие от расположенных вдоль стен жалких одиночных орудий защитников, применялись со смертельной точностью и умением. Тем временем Дандоло, опасаясь нехватки пороха, сократил его использование до такой степени, что даже тем