Шрифт:
Закладка:
– Прошу сюда, – нейтральным тоном повторяла после каждой остановки Дениза.
– Вот же глупость! – то и дело восклицала госпожа Дефорж. – Мы никогда не доберемся до нужного места. Почему было не разместить костюмы и платья рядом с верхней одеждой? Они перемудрили!
Госпожа Марти, окончательно загипнотизированная дорогими вещами, твердила вполголоса:
– Господь милосердный, что скажет мой муж!.. Вы правы, порядка здесь маловато. Теряешься, начинаешь делать глупости.
На центральной площадке случился затор из-за стула. По приказу Муре здесь устроили распродажу парижских товаров – кубков из позолоченного цинка, несессеров и поставцов для ликеров, – сочтя, что она выглядит слишком просторной, покупательницы не толкаются, нет никакой давки. Он велел одному из продавцов разложить на круглом столике китайские и японские дешевые безделушки. Эффект превзошел ожидания, Муре удивился и тут же решил закрепить успех, расширив ассортимент. Пока два продавца втаскивали пресловутый стул-тележку на третий этаж, госпожа Марти успела купить шесть пуговиц из слоновой кости, шелковых мышек и спичечницу из перегородчатой эмали.
На следующем этаже гонка продолжилась. Дениза «выгуливала» клиентов с самого утра и теперь едва не падала с ног от усталости, но не раздражалась и была безукоризненно вежлива. Ей пришлось ждать дам в отделе обивочных тканей, где госпожу Марти свел с ума очаровательный кретон, а в мебельном она влюбилась в столик для рукоделия. Руки у нее дрожали, она со смехом молила Анриетту больше не позволять ей тратиться, и тут, благодаря встрече с мадам Гибаль, нашла себе оправдание. Произошло это в отделе ковров, куда последняя поднялась, чтобы вернуть купленные пять дней назад восточные портьеры. Она весело болтала с продавцом, здоровенным парнем с руками молотобойца, который с утра до вечера таскал такие тяжести, что и вол не выдержал бы и сдох. Продавец, конечно же, расстроился – не хотел терять положенный ему процент от сделки – и заподозрил мошенничество. Не исключено, что дама решила устроить бал, захотела освежить залу и «позаимствовала» в «Счастье» шторы, вместо того чтобы звать обойщика. Подобное нередко случалось в семьях скупердяев. Продавец вежливо объяснил, что вернуть можно только вещь с браком, если же ей разонравились цвет или рисунок, он предложит что-нибудь другое из богатого ассортимента «Дамского Счастья». Госпожа Гибаль спокойно, с царственным видом отвечала, что шторы ей просто разонравились, и не снисходила до других объяснений. Она отказалась «взглянуть на другие образчики», и продавцу пришлось смириться – Муре дал ясные указания: следовать принципу «клиент всегда прав»…
Дамы отправились дальше, но госпожа Марти оглянулась на покоривший ее сердце, хоть и совершенно бесполезный столик. Мадам Гибаль сказала со свойственным ей безмятежным цинизмом:
– Не стоит так переживать… Вы всегда сможете вернуть его. Сами видите, это несложно… Пусть столик доставят к вам домой, полюбуетесь на него в гостиной, а как надоест, вернете.
– Чудесная идея! – воскликнула госпожа Марти. – Если муж слишком разойдется, я верну все, что купила.
Получив «индульгенцию», женщина дала себе волю, перестала считать деньги и сделала еще несколько покупок, страстно желая оставить себе все приобретенное. Она не принадлежала к числу тех, кто хоть что-нибудь возвращает.
Они наконец добрались до платьев и костюмов. Дениза собралась было передать продавщицам фуляр госпожи Дефорж, но покупательница вдруг передумала и заявила, что, пожалуй, купит светло-серое дорожное манто. Денизе пришлось остаться, чтобы позже проводить даму назад. Девушка чувствовала злокозненность поведения госпожи Дефорж, намеренно обращавшейся с ней как со служанкой, но твердо решила сохранять спокойствие, забыв о гордости.
В отделе платьев и костюмов госпожа Дефорж так ничего и не приобрела.
– Ты только посмотри на этот миленький костюмчик, мама! – восхитилась Валентина. – Вдруг он мне подойдет?
Госпожа Гибаль вполголоса объясняла госпоже Марти свою хитроумную тактику. Если в магазине ей нравится платье, она его покупает, дома снимает выкройку и возвращает вещь. Ее собеседница купила дочери понравившийся наряд, пробормотав себе под нос:
– Вы очень практичны, моя дорогая!
Стул с разболтавшимися ножками остался в отделе мебели вместе с рабочим столиком, а все покупки должны были отнести на одну из касс, откуда их отправят в отдел доставки.
Ведомые Денизой дамы еще долго бродили из отдела в отдел, поднимались и спускались по лестницам, то и дело останавливались на галереях, встречая знакомых, а у читального салона воссоединились с госпожой Бурделе и ее детьми. Мадлен несла под мышкой новое платье, Эдмон – несколько пар обуви, младший, Люсьен, получил новый картуз.
– Ты тоже не устояла! – пошутила госпожа Дефорж, глядя на подругу по пансиону.
– Ни слова больше! – ответила госпожа Бурделе. – Я в бешенстве… Теперь они добрались до наших детей! Ради себя я никаких безумств не совершаю, но как отказать ребенку?! Мы пришли всего лишь прогуляться, и вот я уже опустошаю магазин!
Муре, так и не расставшийся с Валаньоском и графом де Бовом, слушал эту пылкую речь и улыбался. Госпожа Бурделе заметила Октава и стала весело, но с примесью натурального раздражения жаловаться на ловушки, расставленные материнской нежности. Осознание того факта, что она стала жертвой рекламы, бесило женщину. Муре поклонился, наслаждаясь своим триумфом. Де Бов маневрировал по залу, пока не приблизился к мадам Гибаль, и отправился следом, вторично пытаясь «потерять» Валаньоска, но тот поспешил догнать его, устав от толчеи. Денизе пришлось снова остановиться и подождать дам. Она стояла спиной к Муре, он тоже делал вид, что не замечает ее. Все сомнения ревнивицы госпожи Дефорж отпали. Он говорил комплименты, вел себя как галантный хозяин дома, а она могла думать об одном – как вынудить его сознаться в измене.
Господин де Бов и Валаньоск шли впереди мадам Гибаль и уже добрались до отдела кружев, разместившегося в роскошном зале. Стеллажные полки из резного дуба откидывались вперед, белые кружева спиралями обвивали колонны, обтянутые красным бархатом. В воздухе трепетал белый гипюр. На прилавках лежали валансьенские и английские кружева, приколотые булавками к большим картонкам. В глубине зала расположились две дамы, они наблюдали за работой Делоша, который в художественном беспорядке накидывал шантильи на светло-лиловый шелковый транспарант, не забывая о зрительницах и надеясь соблазнить их на покупку.
– Как же так, дорогой друг, вы сказали, что ваша жена нездорова, а я вижу ее рядом с Бланш!
Граф, не ожидавший, что его уличат во лжи, вздрогнул, искоса взглянул на госпожу Гибаль и сокрушенно покачал головой:
– Ваша правда…
В салоне было очень жарко, дамы задыхались, их глаза лихорадочно блестели, они утирали пот с бледных лиц изящными батистовыми платочками. Казалось, все искушения первого дня закончились здесь, в гибельном алькове, в гнезде порока, где сдавались самые стойкие. Руки погружались в груды кружев, пальцы дрожали от вожделения, головы кружились.
– Полагаю, эти дамы вас разоряют, – заметил Валаньоск, которого очень развлекала пикантная ситуация.
Де Бов беззаботно отмахнулся, как любой муж, уверенный, что жена ведет себя благоразумно, тем более что он не дает ей ни одного лишнего су. Мать и дочь обошли все отделы, ничего не купили, и теперь их переполняла ярость неутоленного желания. Графиня ужасно устала и все-таки стояла у прилавка, чувствуя, что ладони становятся потными, плечи и грудь охватывает жар. Внезапно, когда мадемуазель де Бов отвернулась, а продавец отошел к другому концу прилавка, она попыталась спрятать под манто кусок алансонского кружева, но вздрогнула и выронила его, услышав веселый голос Валаньоска:
– Ага, попались, сударыня! Мы все видели!
Женщина побелела как полотно и зачем-то пустилась в объяснения, сказав, что почувствовала себя лучше и захотела подышать воздухом. Заметив наконец мужа возле мадам Гибаль, она взяла себя в руки и одарила их таким надменным взглядом, что спутнице графа захотелось оправдаться.
– Я была тут с госпожой Дефорж. Мы случайно встретились с этими господами…
Тут появились остальные дамы в сопровождении Муре. Он попросил их задержаться на несколько минут
