Я понимаю, что они хотят сказать, но чувствую, что должна еще раз воззвать к их разуму.

– Вы…

– Перестань, Грейс, – говорит Иден. – Все мы здесь потому, что считаем, что это необходимо. А вовсе не потому, что вынуждены. Мы здесь, потому что это правильно. Мы здесь и ради тебя тоже, но в основном потому, что никто из нас не хочет, чтобы те, кого мы любим, жили в мире, где Сайрус стал гребаным богом. Так что давайте найдем эту цыпочку Тэсс и скажем ей, чтобы она приступала к делу. Нам нужно победить.

Глава 123. Пан или пропал

«Эта цыпочка Тэсс» возвращается до того, как мы начинаем ее искать.

– Ну как, вы готовы? – спрашивает она, глядя каждому из нас в лицо.

– Слово «готовы» весьма субъективно, – говорит Дауд. Но я замечаю, что он первым становится за ее спиной.

– Поехали! – восклицает Флинт и встречается взглядом с Джексоном – правда, всего лишь на секунду.

– Точно. Поехали, – повторяю я.

Пока мы спускаемся по лестнице, рука Хадсона продолжает лежать на моей пояснице, и я никогда еще не была так благодарна за его поддержку. У меня так дрожат коленки, что я совсем не уверена, что смогла бы добраться до арены, если бы его не было рядом.

Пока мы спускаемся, я замечаю, что арену окружают огромные экраны, похожие на те, которые вешают под потолками спортивных стадионов – по одному экрану с каждой из четырех сторон.

Трибуны уже забиты зрителями, и я не могу не гадать, почему они здесь. Неужели им в самом деле хочется смотреть, как другие люди страдают и, возможно, даже умирают ради того, чтобы попытаться добыть эликсир, существование которого большая часть мира считает мифом? Неужели они действительно считают, что именно так и должен выглядеть приятный вечер?

Но, судя по их крикам, я со своими риторическими вопросами в меньшинстве. Все здесь ведут себя так, будто вот-вот начнется гладиаторский бой, и им не терпится посмотреть, как львы будут рвать нас на куски.

Нет, я не думаю, что за стоящей перед нами стеной нас в самом деле ожидает нечто настолько банальное, как львы. Но все же эта аналогия имеет право на существование, это становится особенно очевидно, когда Тэсс выводит нас на поле, чтобы нас увидел весь стадион. Она не называет наших имен, но упоминает, что окна приема ставок закроются через три минуты.

Зрители вовсю делают ставки на то, уцелеем мы в этих чудовищных Испытаниях или нет. И, если судить по цифрам на экранах, наши шансы выглядят скверно.

– Правила просты, – объясняет Тэсс, обращаясь как к зрителям, так и к нам, пока мы ждем окончания приема ставок. При этом она расхаживает по арене весело и важно, что не внушает нам симпатии к ней. К тому же я уверена – она уходила только затем, чтобы сделать ставку против нас. – Не умрите.

– Она права, – невозмутимо говорит Хадсон. – Это просто.

Я тыкаю его локтем в живот, но он только бросает на меня взгляд, будто говорящий: «Разве я не прав?»

– Чтобы получить Слезы Элеоса, вам нужно продержаться четыре раунда. Выдержите их, и Слезы ваши. Потерпите неудачу, и…

Она замолкает, протянув микрофон в сторону зрителей, которые кричат во все горло:

– Умрите! – И начинают скандировать: – Умрите, умрите, умрите!

– Кто эти люди? – спрашивает Мэйси, и в ее голосе звучит ужас.

– Похоже, хранители склепов, – с отвращением отвечает Хадсон.

– Да, похоже на то, – вторит ему Колдер, окидывая зрителей взглядом, и ее лицо сурово.

– Что ты ищешь? – с любопытством спрашивает Флинт.

– Ничего, – отвечает она, тряхнув волосами. – Я запоминаю их лица, чтобы узнать их, когда мы победим. Если они хотят смерти, я с удовольствием покажу им ее. – То, что она произносит эту угрозу приторным тоном, только делает ее еще более обескураживающей. Правда Реми ее поведение нисколько не удивляет.

– У вас есть вопросы? – спрашивает Тэсс, прерывая попытки Колдер запомнить каждое лицо на стадионе.

Ни у кого из нас нет никаких вопросов по поводу Испытаний, так что мы просто ждем, когда она перестанет заводить толпу. Это происходит довольно скоро, поскольку все ставки уже сделаны.

– Хорошо. Когда прозвучит звонок, у вас будет тридцать секунд, чтобы попасть вон туда.

Она показывает на четырехфутовый проем в каменной стене, высящейся ярдах в ста от того места, где мы стоим.

– Когда вы окажетесь внутри, круг замкнется и откроется вновь лишь после того, как вы выдержите все четыре раунда и заслужите Слезы Элеоса. Если же вы не победите во всех четырех раундах и не сможете претендовать на них, то арена заявит на вас свои права.

Я не знаю, что значит «заявит свои права», но, похоже, ничего хорошего. Намотай себе на ус – нельзя дать им заявить права на тебя. И на твоих друзей.

– А что будет, если не все успеют попасть внутрь за тридцать секунд? – спрашивает Дауд.

– Тогда арена замкнет круг и оставит тех, кто не успел, снаружи, – отвечает Тэсс. – И Испытания продолжатся без них.

Все лучше и лучше. И еще одно – тебе надо бежать со всех ног.

– Если других вопросов у вас нет… – Тэсс отходит от нас. – Спасибо за участие в две тысячи двести шестьдесят четвертых Невыполнимых Испытаниях. Давайте начнем отсчет времени пред стартом.

– Отсчет времени перед стартом? – повторяет Джексон, и тут зрители на трибунах снова начинают вопить.

– Десять. Девять. Восемь. – Тэсс присоединяется к этому скандированию, и ее голос, считающий в микрофон, накладывается на остервенелый рев толпы.

– Ты готова это сделать? – спрашивает меня Хадсон. Его голос тих и ровен, и, хотя он не успокаивает мои расходившиеся нервы, от него мне все же становится немного легче.

– Семь, – ревет толпа.

– Нет, – говорю я, помотав головой. – А ты?

Он пожимает плечами.

– Это просто еще одно дело, которое мы должны сделать прежде, чем я смогу снова привести тебя в нашу комнату на маяке.

– Шесть! – вопит Тэсс.

– Ты мне обещаешь? – спрашиваю я. – Когда все это закончится?

– Пять! – Толпа неистовствует.

Он улыбается.

– О, да, обещаю.

Наш разговор наводит меня на мысль о моем обетном кольце, и я тру его большим пальцем – на удачу.

– Может, ты скажешь мне, какой обет ты принес мне, когда подарил это кольцо? – спрашиваю я. – Мне бы не хотелось умереть, так этого и не узнав.

– Четыре! – Тэсс размахивает руками, словно призывая толпу скандировать громче.

– Ты здесь не умрешь, – говорит он мне. –