Лавво обещал красочные сны? Ничего подобного. Габриэла увлекло в самый жуткий и беспросветный кошмар его прошлого. То, что он столько лет пытался забыть, отсечь из памяти и отречься, как от проклятия, настигло водоворотом радуг, звезд и туманов.

… Винтовая лестница стекала куда-то во мрак. Вокруг было тихо, под ногами блуждал зимний холодок. Далеко внизу мерцали алые отблески, будто занимавшегося в очаге огня. Призрачные голоса отдавались эхом.

Не испытывая и тени страха, юный Габриэл смело спускался во мглу. Чем ближе приближалось мерцание, тем отчетливее зоркие глаза эльфа различали очертания пылающего жертвенного камня десять футов в длину и пять в ширину. Огонь плевался искрами подобно пасти ненасытного Ночного Дракона Глаурга Ужасного, заливавшего Трион огнем и кровью в Эпоху Мрачного Начала.

Впереди обозначилась каменная арка, а за ней разостлался широкий подвал. Мальчишка обнажил клинок и только теперь понял, что жертвенник сложен в величественное погребальное кострище, в изголовье и ногах коего темнели столбы со стальными цепями.

Оранжевый сумрак дрогнул и «выбросил» солдат, обитых броней от макушек до пят. По доспехам прыгали зайчики света, в стальных перчатках отразилось удивленное юное личико. Не успел Габриэл и пискнуть, они нависли над ним надломленными стволами погибших дерев. Над заостренными ушами прожужжала сталь, а его руки ловко заломили за спину. В этот же миг из пучины сумрака, окутанного дымом, раздался злобный, женский голос:

— Здравствуй, темный принц. Здравствуй, Тот, кто будет повелевать Тенями Запада.

И тут видение пропало.

… Приглушенный шик чугунных труб и визжание несмазанных колес вернули его назад. Как только грезы утонули во тьме, виски ударило нестерпимой болью. Габриэлу потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть над телом утраченный контроль и вспомнить прошлую ночь до мельчайших подробностей.

Лавво. Неблагодарный обманщик. Одно слово — тролль.

Высокородный шерл королевских кровей стиснул зубы, чтобы не выругаться отборной бранью босяков низших кварталов Мерэмедэля.

Металлический скрип отвлек и он осмотрелся. Потолок и стены терялись в полумраке; везде и всюду валялись проржавевшие цепи и кандалы; на окнах решетки. Очередная тюрьма. Кто бы сомневался.

Габриэл пошевелил руками и ногами. Они были свободны, но спину и поясницу сдавливало стальными веревками, а обоняния касался очень знакомый, чарующий аромат фиалки. Парень приподнял голову и с трудом сдержал смех. На нем лежала бесчувственная Арианна. Мраморной щекой девушка покоилась на его рельефной груди, а по беззастежному полукафтанью рассыпала серебристые локоны. Гулявшие над полом сквозняки колыхали девичьи волосы и они, касаясь обнаженной кожи воина, вызывали в нем легкое возбуждение.

Дева, чья красота пленяла тысячи сердец, а взмах смертоносной руки карал или миловал, вновь завладела его сознанием. Он пытался бежать от мыслей о ней. Но напрасно, ибо чем больше гнал от себя ее образ, тем сильнее отравлялся желанием не отпускать ее ни на миг. Робкий отзвук душевного тепла, безжалостно задушенный им еще прошлой зимой на склонах Драконовых гор, вскипел внутри заревом чистого рассвета. Отрицать это, значило отрицать саму Иссиль — он все больше проникался к вчерашней неприятельнице… интересом, симпатией, любовью?

Темный эльф хмыкнул и откинул голову на каменный пол. Лавво, чертов шутник.

Эльфийка шевельнулась.

— Что… — она приподняла голову и выдохнула, — мы что…

— Связаны между собой? Да. — Злорадный тон исчадия привел ее в недоумение, а самодовольное лицо с застывшей на губах усмешкой разожгло в сердце вал возмущения.

— Не смей улыбаться!

— И в мыслях не было, — рассмеялся Габриэл.

Отчаянная злость эльфийки внезапно обернулась рассветной птицей смущения. Она уткнулась в его грудь, чтобы скрыть румянец. Нелепость! Еще никто и никогда не заставлял ее сердце так странно трепетать. Исчадие! Свалился же на ее голову проблемой.

Габриэл чуть слышно вздохнул и уже серьезно добавил:

— Чувство юмора у него не изменилось.

Белый Лебедь фыркнула. И спросила через минуту:

— Где мы?

— В тюрьме.

Свет фонарей выхватил темные контуры двигавшихся по углам «привидений». А точнее, других пленников.

Арианна приподнялась, пытаясь их рассмотреть, и потянула за собой связанного с ней парня. Внезапно мир перевернулся и она оказалась придавлена к полу сильным, но легким телом темного эльфа. Лица девушки коснулся терпковатые ароматы медового ореха и сумеречного снега.

— Предпочитаю быть сверху, — бесстрастно молвил он, обращая взор в темноту.

— Нахал, — прошипела она и замерла.

Дети Сумерек легко скрывали чувства за невозмутимыми, хладнокровными лицами, но повелевать сердцами, увы, не умели. Даже против воли Белый Лебедь уловила, как бешено в этот миг колотилось его сердце, а потом ужаснулась — ее сердце ухало во много раз громче. Но почему?

— Я вижу других заключенных, — спокойный, теплый голос прогнал сердечное наваждение.

— Остин? — Спросила она, чувствуя, как затихает биение в груди.

Серо-синие глаза шерла изучили черные углы и ниши подземелья.

— Он в углу. Просыпается. Огр пока спит.

Лязгнул засов, заскрипела железная дверь и тишину ворвался жаркий ветер. Габриэл поморщился. Арианна осталась недвижна. В платине огня появился Лавво и пять стражей в латах и тяжелых ботинках, облепленных металлическими заклепками и крючками.

— А… проснулись, — утер он рот. — Поднимайте этих двоих, — он кивнул в сторону связанных воина и эльфийки. Нырнул в угол и, осветив полусонного Остина рыкнул, — этого тоже. — Через мгновенье переместился к Мардреду. — И этого.

Тот, запрокинув голову, громко храпел с блаженной улыбкой на морде.

Лавво пнул его в сломанную ногу и прорычал:

— Подъем!

Огр дернулся и разлепил желтоватые глаза, блеснувшие под веками полумесяцами из чистого золота. Оглядев переводчика пьяным взором, он смачно отрыгнул и выдавил:

— Ты кто?

… Колеса отстукивали по рельсам, выбивая мерную музыку порядка. Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук. Через каждый пять минут металлический грохот и шум затмевал свистящий гудок, через каждые десять — меж сидений пробегал тролль-контролер в блестящем цилиндре и сером шарфе, через каждые пятнадцать — состав подкатывал к очередной станции и резко останавливался, отчего скрипел и ухал хуже визга голодных шакалов.

Темного эльфа и его спутников сковали по рукам и ногам, усадили в один из вагонов и под конвоем повезли в Королевский квартал. Лавво рухнул на кожаное сиденье напротив и с удовольствием посматривал на Остина, Арианну и Мардреда, одурманенных верещанием и грохотом. Сердца сотканных светом и добром переполняли ужас и отвращение ко всем этим мертвым механизмам, неживым двигателям и неодушевленным конструкциям, которые, тем не менее, двигались, «кричали» и создавали извращенное подобие жизни и смерти. Лишь исчадие ночи оставался холоден и равнодушен к троллевой суете.