За стойку со множеством колец, подвесок и кулонов на любой вкус вышла одна из кочевниц. Невысокая симпатичная девушка в приталенном одеянии оттенка индиго и с ниспадающими на плечи волосами цвета липового меда приветливо улыбнулась мне. На ее плече красовался рисунок с ангельским крылом.

— Здравствуйте, что-то себе присматриваете? У нас есть изделия из серебра, золота и латуни.

— Н-нет, извините, вы видели здесь мужчину?

— Мужчину?

— Торговец по соседству. Высокий такой, рыжий и с бирюзовым платком на голове. Он мне продал эту лампу и исчез.

— Хм-м, не помню, чтобы здесь такие водились, одну минуту.

Заглянув к соседке, девушка подозвала еще одну торговку, низкую полную даму с синим тюрбаном на голове и в свободном узорчатом платье. Кутаясь в крашеный шерстяной плед, женщина удивленно посмотрела на меня, а затем на свою коллегу. На правой кисти новой незнакомки промелькнул рисунок пчелы.

— Что-то случилось? Товар плохого качества?

— Н-нет, простите, я ищу торговца из соседней палатки. Высокий парень с бирюзовым платком.

— Красивый?

— Н-не знаю.

— Ну красивого бы я не пропустила, а так…

Поняв, что ничего больше не узнаю, я хотела было развернуться и уйти, но услышала шепот и смех второй торговки.

— Ах если рыжий, то это наверняка не просто так. Вы поди из Блэквудов?

— Да, а какое это имеет значение?

— Ну, где Блэквуды там и рыжие, где рыжие, там и Блэквуды.

Не объясняя больше ничего, женщина махнула рукой и вновь скрылась в глубине палатки. Ее коллега пожала плечами и, порывшись за прилавком, выудила оттуда несколько леденцов в бумажной обертке.

— Возьмите и не расстраивайтесь зря, видимо, вам еще предстоит встретиться вновь, когда это будет нужно.

— Да, спасибо.

В смешанных чувствах я забрала угощение и, распрощавшись, пошла к выходу с рынка, прижимая к себе неожиданное приобретение. Всю дорогу домой я пыталась понять, что значили слова кочевниц, и рассеяно ела конфеты, полученные от них. Прохладные, мятные леденцы таяли на языке, заставляя осторожнее открывать рот, чтобы холодный воздух ненароком не обжег гортань.

Вернувшись в дом, я прислушалась к тишине, царящей там, и поднялась в свою спальню. Лампу нужно было зажечь в одиночестве, зачем бы то ни было, но перед самим экспериментом я решила все же привести себя в порядок, приняв ванну и переодевшись в удобный домашний комплект.

Задернув шторы и погасив все остальные источники света, я взяла каминные спички и села на ковер в середину комнаты.

Ты вообще видел когда-либо эту вещь?

Ни разу, и даже не слышал, язык на лампе тоже кажется незнакомым.

Странно, но если оттуда все же вылетит джин, я попрошу его вернуть меня домой, тебя воскресить и… не знаю, исцелить меня? По-моему неплохой план.

И ты не скучала бы по жизни здесь? По Гани?

Поджав губы, я передернула плечами, чувствуя легкий укор совести.

Скучала конечно, но по дому, родителям и Максу я скучаю больше. По размеренным дням и отдыху на даче.

О женихе ты не так часто вспоминаешь.

Потому что это слишком тяжело.

Неужели?

Уходя от неприятного разговора, я все же зажгла спичку и поднесла к фитилю лампы. Разгоревшись, пламя светило ярко, ровно и тепло, но больше ничего необычного в ней не наблюдалось. Тени в комнате слегка подрагивали в такт пламени, мягкий свет погружал все в интимный уют, будто кроме тебя в мире не существует больше ничего.

— Мило.

Не знаю, что еще я ожидала от такого внезапного подарка, но созданного эффекта мне было как-то мало. Это место, этот город и моя новая жизнь постоянно приносили сюрпризы, и неужели хотя бы один из них не мог бы быть приятным? Неужели я не заслужила хотя бы маленького чуда?

Вновь поджав губы, но на этот раз от обиды, я потянулась к фитилю, чтобы затушить пламя, но свет лампы неожиданно дрогнул, а тени отступили под напором нового радужного свечения.

Не веря своим глазам, я наблюдала, как комната плавно растворилась, уступая место летнему двору. Старый деревянный домик с белыми резными наличниками, обновленным выкрашенным в травяной цвет крыльцом и террасой, у которой в огромном количестве росли мамины любимые георгины. В нескольких шагах от дома расположился старый папин мангал с многолетним слоем копоти, у забора разросся малинник, кокетливо заглядывающий через штакетины к соседям. Чуть дальше за углом дома должен быть огород со сливами, вишнями и яблонями, особенно яблонями, у мамы на участке их было не меньше десятка. И каждый урожайный год мы всем пришедшим гостям отдавали лишние плоды пакетами, лишь бы их куда-то деть. С другой стороны дома расположилась небольшая пристройка с баней и гаражом, где папа почти бесконечно чинил и пересобирал свой старый мотоцикл. Не то чтобы он любил на нем ездить, скорее это было очередным увлечением, как конструктор, только для взрослых дядь.

Бабуля, прожившая здесь большую часть отведенных ей лет, говорила, что покупали участок в совершенном запустении, все, что здесь росло, это старая разросшаяся яблоня, а дом некогда принадлежал какой-то конторе, от которой у меня осталось множество пожелтевших бланков и макулатуры для игр.

Словом — дача. Я видела родной дом так, будто и не уезжала из него никогда и не попала в другой мир. Будто я все еще искусанный слепнями, но счастливый ребенок с тарелкой клубники и стаканом прохладного молока. Видение было столь реальным, что я едва не побежала к двери, чтоб постучать и хоть на секунду увидеть родителей, но вдруг скрипнули половицы, моя мама сама вышла на террасу прямиком с летней кухни. Сев на старые дачные качели, она раскрыла очередной томик Дюма и погрузилась в чтение. Кудрявые седые волосы трепал легкий ветер, из кармана любимого халата в цветочек торчали пара пакетиков с семенами. Серьезные серые глаза внимательно следили за строчками.

— Люб, может ну его этот мотокультиватор? Закажем соседу грядки вспахать, он все равно калымить собирался, а из города сюда доставка конских денег стоит.

Папа, все такой же высокий и сильный, вышел на террасу, держа в руках свою любимую кружку чая со знаком зодиака, и, сев рядом с мамой, заглянул в ее книгу.

— Лёнь, мы каждый год кого-то просим, пора бы и самим позаботиться об этом. Вдруг в этом году сосед в запой уйдет, вот что мы тогда делать будем? Куда бежать?

— Ой да не запьет, а