осадила его Лурма. — Я слышу снаружи шум толпы! На улице! Народ не то веселится, не то еще что, — может, мы пропустили какой-то праздник? В любом случае нам нужно отсюда неслышно выскользнуть, чтобы никто нас не заметил, и смешаться с толпой, дабы не попасться стражникам.

— Это последняя наша задача, — сказала Плакса. — Справимся! Пятерка все-таки вытащила из темницы главу Гильдии воров! Только представьте!

— Собственно, — заметил Барунко, — нас шестеро, если ты считаешь и себя тоже.

— Что? — Плакса уставилась на Барунко.

— Не важно. Нужно отсюда убираться. Меня уже трясет.

Нашарив засов, Лурма приоткрыла дверь. Плакса толкнула вперед Ле Грутта, а за ним Мортари.

— Симон, держи эту голову на всякий случай наготове, — прошептала она, подталкивая его перед собой. — Барунко, обеспечивай тылы.

Барунко громко пустил ветры и пожал плечами:

— Извини, рефлекс сработал. Похоже, все возвращается.

Плакса отшатнулась к стене:

— Худов дух, Барунко, что ты такое ел?

— Это все д’баянговое масло, Плакса. Его нельзя пить просто так. Сперва напускаешь в бутылку слизняков и даешь им хорошенько пропитаться, а потом глотаешь их.

— Именно этим и пахнет, — кивнула Плакса. — Слизнячий пердеж! То-то мне это показалось знакомым. А теперь держись позади меня, пока мы будем пробираться сквозь толпу.

Барунко кивнул.

С отчаянно бьющимся от волнения сердцем Плакса выскользнула следом за остальными на улицу.

Перед ее взглядом промелькнул Симон, который, беззвучно крича, сражался с безголовым мертвяком. Оба вцепились в голову госпожи Громкий Слух. А потом Плакса увидела, что почти вся толпа состоит из неупокоенных, по большей части безголовых, хотя у некоторых имелось по две и даже три головы, безыскусно пришитых к плечам. Другие размахивали множеством рук и ног, торчавших из изуродованных тел. Посреди этой бурлящей толпы в ужасе кричали горожане и дворцовые стражники, с которых сдирали доспехи и которым отрывали уши и выколупывали глаза. То тут, то там взмахи мечей перемежались сочными ударами или дикими воплями. В воздух взмывали копья, кулаки и вилы. Барунко протолкнулся мимо нее.

— Праздник! — заорал он, шагая в толпу.

— Нет, Барунко! Подожди!

К ее крайнему удивлению, Барунко повернулся.

— Нужно собрать остальных! Найти укрытие! Где угодно! Нужно убираться отсюда!

Нахмурившись, он кивнул:

— Ладно. За мной!

Повсюду валялись мертвые демоны. Посреди них, яростно сверкая глазами, стоял Крошка, весь в крови и синяках. Слева и справа от него расположились Блоха и одноглазый Мошка, который перебирал на ладони с десяток глазных яблок, вероятно в поисках наиболее подходящего.

В дверях наконец появился Стек Маринд с Тульгордом Визом на закорках, и Шарториал, оставшаяся почти голой после схватки с несколькими демонами, поспешила к нему. Проскользнув за их спиной, Борз Нервен ввалился в аптеку, направившись прямо к полкам в задней ее части, где виднелись ряды флаконов, пузырьков, бутылок и банок.

Апто поправил остатки своей тюремной робы.

— Что ж, нам пришлось нелегко, — проговорил он. — Если бы не моя больная спина, я бы обязательно к вам присоединился. Наверняка вы все понимаете…

Шарториал что-то сказала — вероятно, нечто нелестное по отношению к Апто, — и Стек Маринд, осторожно положив Тульгорда Виза на пол, выпрямился и направился к критику.

Тот попятился:

— Что не так, сударь? Сами же видите: мы все остались живы! Ничего не… эта женщина лжет! Все, что она говорит, — ложь!

— Не убивай критика, — сказал Крошка. — Крошка сам убьет критика.

Стек оглянулся:

— Не в этот раз. На этот раз Стек Маринд сам вынесет справедливый приговор…

— Нет! Это Крошка вынесет приговор! Справедливый!

Стоявший возле полок Борз Нервен сунул в рот кусок серой плоти, когда-то бывший передней половиной его языка, и начал осушать одну бутылку за другой. Закашлявшись, он выплюнул кусок, но тут же запихнул его обратно и продолжил пить.

— Только взгляните на поэта! — крикнул Апто.

Все повернулись.

Промчавшись мимо них, критик выскочил в коридор и бросился бежать, слыша за спиной гневные крики. Найдя другой коридор, он стрелой пронесся по нему, а затем обнаружил в конце короткого бокового прохода еще одну лестницу и остановился. Вверх? Нет! Они наверняка только этого и ждали! Вниз! И он побежал вниз.

Откуда-то сверху до него донесся голос Блохи:

— А я думал, у него больная спина.

Зловеще рассмеявшись, Апто внезапно споткнулся, упал и покатился по ступеням, оказавшись наконец на площадке или, возможно, на самом нижнем уровне. Лежа в темноте и тяжело дыша от мучительной боли, он услышал приближающиеся шаркающие шаги, и его охватила паника.

— Что это? Кто там? Не трогай меня! Я всегда отличаюсь объективностью и говорю правду. Не моя вина, если я разрушил твою любовь к искусству или что-то еще! Разве это я отрубил тебе голову? Нет! Слушай, у меня есть вилла, и она будет твоей! Обещаю!

Послышался негромкий смешок, а затем над Апто Канавалианом нависло лицо демона, серое и осунувшееся. Демон оскалился в улыбке.

— Я помню тебя, — сказал он. — Ты был на Дороге Треснутого Горшка.

— Нет! Не может быть! Мы прежде никогда не встречались, клянусь!

Улыбка демона стала шире.

— Ты привлек внимание Равнодушного Бога. Наша нынешняя встреча — редкий дар, воистину редкий! — Демон показал длинный обвисший кусок узловатой плоти, с обоих концов которого текло. — Смотри, я настолько с ним переусердствовал, что он отвалился. Мама меня предупреждала, но разве я ее слушал?

— Прошу прощения… что?

— Но могу поспорить, у тебя есть такой же. На пару недель мне вполне хватит.

Апто внезапно рассмеялся:

— Ошибаешься! Я только что сломал себе хребет! И ничего не чувствую ниже шеи! Ха-ха-ха! Ты проиграл!

— Правда? — нахмурился одержимый демон.

— Правда! Собственно, я никогда еще не был столь бесхребетным, как сейчас!

— Врешь!

— Ладно, — согласился Апто, — возможно, я преувеличил. Но это ничего не меняет. Я сломал себе спину и, вероятно, умру здесь, брошенный и покинутый всеми друзьями. Жуткая смерть. Знаешь, будь ты милосердным богом, ты мог бы…

— Убить тебя? Но я ведь не милосердный бог!

— Нет? Проклятье. Значит, я обречен.

Демон снова широко улыбнулся:

— Да, обречен. У тебя больше не осталось слушателей! Ты совсем один! Забыт! Брошен! — Демон, шаркая, направился прочь. — Нужно найти другого, — прошептал он. — Другого… до чего же права была мама! Почему я ее не слушал? Я никогда никого не слушаю… Ну почему? Почему?

Апто прислушался к его удаляющимся шагам. Наконец наступила тишина.

— Проклятье, — пробормотал он, садясь. —