На раздаче было несколько многолюдно, поэтому пришлось ждать — беспрестанно поглядывая на часы.

Это было замечено и правильно оценено:

— Куда-то торопитесь, Йозеф?

Извиняющее улыбаясь:

— Тороплюсь. Сказать по правде — попрощаться с Вами пришёл, Николай Евгеньевич! Человек я такой — не могу удалиться «по-английски».

Огорчённо-озадаченно морщит лоб:

— Вот, как? Снова на свой Дальний Восток?

— Да, туда… — снова на часы, — буквально через… Спецборт. Самолёт, то есть.

Тот, сперва прикусив губу, затем быстро нашёлся:

— Тогда может, пообедаем в другом месте?

Еле сдержав радость от «поклёвки»:

— Нннн… Не знаю… Ну, а почему бы и нет?

* * *

В небольшом, уютном нэпманском ресторанчике неподалёку от Академии, посетителей было совсем немного и скучающий оркестр — завидев двух военных, бодро грянул хит сезона из репертуара Марка Бернеса:

'Комбат, батяня, батяня, комбат,

Ты сердце не прятал за спины ребят…'.

Проходя мимо, я сунул червонец в карман ближайшего музыканта:

— Маэстро! Сделай звук потише.

И направился за самый дальний столик. Усевшись, Какурин достал новенький, но дешёвенький (не чета прежнему) бумажник и, изъяв из него достаточно солидную пачку банкрот — с кавалергардской щедростью:

— Я плачу, Йозеф!

В ответ предъявив, как бы не в разы больший «пресс», с какой-то «купеческой» щедростью, я:

— Это будет не по-русски, Николай! Сегодня, я получил давно просроченный аванс и командировочные — поэтому «гуляем» на мои.

Как-то так, почти незаметно — мы с ним перешли на «ты».

Немного поспорили при уже стоящим над душой официантом с прейскурантом и, я немного уступил:

— Хорошо! Тогда поступим по-чешски: я плачу — а за тобой выбор блюд.

— В Чехии такой обычай⁈

А, фиг его знает⁈ Отвечаю уклончиво:

— Не везде. В Судетах поступают наоборот.

От вина или любых других спиртных напитков, я решительно отказался, опять сверившись с часами:

— Не в этот раз! Мне же на самолёт, Николай, или забыл?

С видимым сожалением, тот:

— Ах, да… Тогда и, я пожалуй, воздержусь.

Заказ принесли достаточно быстро, мы даже не успели друг другу наскучить — болтая об всякой малоинтересной для обоих ерунде. Наконец, набив брюхо, я расслабившись откинулся на спинку стула и, в ожидании чая ковыряясь в зубах всегда имеющейся в наличии зубочисткой, самодовольно резюмировал:

— И жизнь хороша и жить хорошо!

Ещё раз глянул на наручные часы и сожалеющее прицокнул языком:

— Но, к сожалению — хоть к хорошему и привыкаешь быстро, оно — не менее быстро кончается. Скоро опять тайга, комары и усцатые усцурийские тигрицы — вместо барышень в ресторанах. Целовать их конечно можно… Но, очень страшно, никакого удовольствия и всего лишь один раз!

Какурин задёргался, понимая — что время у него осталось не так много и, сделал «дальний заброс»:

— Всё никак не идёт из головы наш с тобой прошлый разговор, Йозеф…

Расслабленно-лениво:

— Рекомендую плюнуть и забыть.

— Да, как тут забудешь…

— Да, обыкновенно. Давайте, я лучше расскажу тебе о национальном виде спорта северных народов — борьбе нанайских девочек?

— К чёрту ваших девочек!

— Ну, как хотите…

Подумав, тот решил сделать заброс «под самый берег»:

— И всё же? Как я понял — речь шла о каком-то новом секретном оружие?

Переменив позу, я достаточно правдоподобно изобразил из себя роддомовского «Мыслителя», смастрячив на своём светлом лике — лютую борьбу чувства долга с желанием сболтнуть лишнего.

Комплекс брадобрея царя Мидаса — на лицо, одним словом!

После сравнительно долгого раздумья, я поймал его взгляд и медленно начал:

— Видишь ли, Николай… Мы так далеко отстали от Запада в технологическом плане, что по части какого-то оружия — нам его уже никогда не догнать. Согласен?

Технологический уровень Страны Советов, в то время — был так далеко в самом конце «вонючего туннеля» (забыл, как по латыни называется), что скажи кому про будущую «вторую экономику мира» производящую «ядрён-батоны» как пирожки — отправят в самую далёкую психушку и закроют там очень надолго.

Возможно, даже навсегда!

Поэтому не удивительно, что Какурин согласился, почти не раздумывая:

— Пожалуй, это так.

— Даже, если какой-нибудь гениальный изобретатель придумает какое-то чудо-оружие — наша промышленность не в состоянии будет это производить в каком-либо серьёзном количестве. Так?

— Так.

— Значит, если следовать традиционным путём — любая наша стратегия, будет стратегией дикой орды зулусов с луками — против канонерок с пушками.

Заёрзав, как будто зацепили за живое, спрашивает:

— Возможно, ты и прав… А если следовать «нетрадиционным» путём?

Пересаживаюсь рядом и прямо в ухо:

— Тогда надо превратить в оружие самих людей — а такого добра у нас хватает. А коль не хватит — бабы ещё нарожают. Хахаха!

— Хахаха…!

Озадаченно вертит головой — вот-вот открутится и отвалится:

— … Извини, Йозеф — но я ничего не понял. Как превратить людей в оружие? Научить их хорошо драться голыми руками? Было уже как-то нечто подобное — про «восстание боксёров» в Китае слышал? И чем оно закончилось, знаешь?

Вместо ответа, я кивком показал на самого хилого музыканта:

— Видишь того четырёхглазого с большой балалайкой? Как ты думаешь, Николай — какой из него получится боец?

Тот, посмотрев — рассмеялся:

— Из этого контрабасиста? Да, никакой! Он даже в обоз не годится — над ним лошади ржать будут.

Мельком бросив взгляд по сторонам — не подслушивает ли кто, предостерегающе подняв палец верх, я вполголоса прямо в ухо:

— Сам бы не поверил — если бы своими глазами не видел…

Тоже шепчет, слегка выпучив очи:

— Что? Что видел?

— Из таких вот (специально самый человеческий отстой для экспериментов подбирали), задохликов — делали супербойцов! Могущих взводом расхерачить батальон или даже полк, на голову — в пух и перья.

— «Супербойцов»⁈ Кто делал?

— Учёные, кто же ещё.

— Как делали?

— Своими глазами не видел, врать не буду. Скорее всего — какая-то хирургическая операция. Ибо на телах подопытных, заметны небольшие шрамы.

Всё ещё недоверчиво-подозрительно:

— И, каков результат такой «операции»? Действительно ли бойцы стали «супер»?

По-детски восторженно, как будто американский подросток — воочию увидевший одновременно все подвиги Супермена:

— Да! Только представь: с выкладкой в четыре пуда пробегает по сто вёрст в день.

— Не может быть!

Стучу двумя пальцами по циферблату своих «Swiss»:

— Я был в контрольной группе и, сам лично