смертника для этого дня, который все же когда-то должен был наступить, была уже подготовлена. Одзаки-кун быстро переоделся с головы до ног.

– Долго я доставлял вам хлопоты… теперь прощайте.

Кинув эти прощальные слова тюремщикам, сопровождаемый старшим надзирателем, он твердыми шагами вышел из камеры»[721].

В специально подготовленном помещении Одзаки Хоцуми встретили начальник тюрьмы Итидзима, его заместитель, секретарь прокуратуры, буддийский священник и начальник отдела по борьбе с идеологическими преступлениями токийской прокуратуры Юда Тамон. Приговоренный ответил на последние вопросы: назвал свое имя, возраст, приговор, дважды воззвал к Будде Амида. Затем его подвели к люку под виселицей, на голову надели мешок, на него накинули петлю. Палач нажал рычаг, и люк открылся…

Одзаки Хоцуми был казнен в 9 часов 33 минуты по токийскому времени.

Те же самые люди, к которым добавился капеллан, через несколько минут встретили в этом же помещении Рихарда Зорге. Был проведен такой же опрос личных данных, как и перед этим с Одзаки. От высказывания последней воли Зорге отказался, напомнив, что сообщил ее в завещании. Впоследствии Юда утверждал, что перед смертью Зорге, который сохранял полное спокойствие и достоинство, отказался от услуг капеллана и, подойдя к люку, громко сказал: «Выражаю свои последние мысли!», а затем на японском языке произнес: «Сэкигун!» («Красная армия!»), «Кокусай кёсанто!» («Коминтерн!»), «Собиэто кёсанто!» («Советская компартия!»)[722].

Примерно так же, хотя и с некоторыми разночтениями, изложены эти события и в книге Исии Ханако. Она узнала подробности казни возлюбленного в конце октября 1948 года, когда купила и прочла брошюру под названием «Правда о деле коммунистической шпионской группы Одзаки – Зорге». В главке «Крикнувший у виселицы» говорилось следующее:

«7 ноября 1944 года в день годовщины русской революции в токийской тюрьме Сугамо был приведен в исполнение смертный приговор через повешение. Обычно это происходит в 9 часов утра, но в тот день тюремный надзиратель, будучи вызванным в одиночную камеру Одзаки и ожидавший, что все пройдет быстро, был вынужден ждать около получаса по причине подготовки одежды для казни. Первым на виселицу взошел Одзаки. На нем были хаори с фамильным гербом и хакама[723]. Одзаки невозмутимо встретил смерть. Его повесили в 9 часов 33 минуты, и через 14 минут он испустил дух. Вслед за ним на виселицу взошел Зорге. Зорге находился в петле около 18 минут, и умер в 10 часов 36 минут. На нем были пиджак без галстука и круглые очки в тонкой целлулоидной оправе. Сообщалось, что смерть Одзаки была прекрасной, но смерть Зорге выглядела еще более похвально.

Одзаки слабым голосом прокричал: “Прощайте, прощайте!” Вероятно, так он прощался с любимой женой и детьми. Зорге же, когда его в последний раз спросили о его состоянии, с улыбкой на губах дважды повторил по-японски: “Советский Союз! Красная армия! Коммунистическая партия!” Смерть Зорге была похвальна в том смысле, что он умирал, думая о Советском Союзе, Коммунистической партии и Красной армии»[724].

Сегодня в разных изданиях появляются разные версии последних слов Зорге, но, так или иначе, они сводятся к приведенным выше. В 2004 году, однако, стало известно, что найден первоисточник записей, фиксирующих события последних минут жизни Зорге. В официальных документах они выглядят так:

«Начальник тюрьмы Итидзима, проверив имя и возраст осужденного, сообщил ему, что, согласно приказу Министерства юстиции, приговор будет исполнен в этот день и от него ожидают, что он спокойно встретит смерть. Начальник тюрьмы спросил, не желает ли осужденный что-либо добавить к своему завещанию, составленному ранее, относительно своего тела и личных вещей. Зорге ответил: “Мое завещание остается таким, каким я его написал”. Начальник спросил: “Хотите ли вы еще что-то сказать?” Зорге ответил: “Нет, больше ничего”. После этого разговора Зорге повернулся к присутствовавшим тюремным служащим и повторил: “Я благодарю вас за вашу доброту” (согласно отчету, «мина сама, го-синсэцу, аригато». – А. К.). Затем его завели в камеру исполнения приговоров, где он принял смерть. Время: с 10.20 до 10.36. В соответствии с волей казненного, а также ст. 73, п. 2 и ст. 181 тюремного регулирования, тело было захоронено»[725].

Говорил Зорге что-то о компартии перед смертью или нет, никому уже не выяснить. Юда Тамон или какой-либо другой свидетель тех событий могли выдумать это, понимая, как Зорге становится популярен среди коммунистов (а они были чрезвычайно сильны в Японии в 1950-е годы) и журналистов, – отсюда и упоминание о том, что разведчиков повесили именно «в годовщину русской революции». Впрочем, прокурор Юда обосновывал это решение традициями «благожелательства, характерного для японского бусидо»[726].

С той же долей вероятности и по тем же политическим причинам японские полицейские могли скрыть в документах факт произнесения подобных слов. Так или иначе, со здравицей на устах в честь Красной армии, с формальной благодарностью тюремщикам или же совершенно молча, Рихард Зорге сделал свой последний шаг. Люк открылся в 10 часов 20 минут по токийскому времени. В 10 часов 36 минут присутствовавшие констатировали, что земной путь нашего героя закончился, его сердце остановилось.

Глава сорок девятая

Ад

Тело Одзаки Хоцуми выдали его жене на следующий день. Прах Рихарда Зорге оказался востребован только пять лет спустя. Его, пусть и не официальная, но числившаяся таковой, жена никак не могла забрать останки мужа, и не только потому, что он умер в Токио. Екатерина Максимова скончалась более чем за год до казни Рихарда.

Архивное дело Р-28907, заведенное когда-то НКВД на Максимову Екатерину Александровну, 1904 года рождения, и Гаупт Елену Леонидовну, 1912 года рождения, хранится сегодня в Центральном архиве ФСБ, и по неизвестной причине оно до сих пор не рассекречено. Это особенно непонятно потому, что еще в 2004 году вышла книга генерала ФСБ в отставке Александра Михайлова (в соавторстве с Владимиром Томаровским) «Обвиняются в шпионаже», где одна из глав посвящена истории Екатерины Максимовой и той самой Елены Гаупт, а в 2008-м журналист и депутат Государственной думы РФ Александр Хинштейн опубликовал свой вариант тех же событий в книге «Тайны Лубянки», ссылаясь на те же самые – секретные теперь – документы[727].

Завод «Точизмеритель», на котором Екатерина трудилась еще с конца 1920-х годов, с началом войны был засекречен и получил номер 382. Максимова в то время работала на нем уже начальником цеха – большая и ответственная должность для 37-летней женщины. Жила там же – в доме на Софийской набережной, где получила комнату от Разведупра. Репрессии 1937–1938 годов обошли ее стороной, только Вилли Шталь, когда-то познакомивший ее с Зорге, в 1937-м был арестован и вскоре расстрелян. Очередь Екатерины Александровны пришла в 1942-м и совсем не с той стороны, откуда она могла ожидать удара, – к Зорге причина