по истории науки. Однако мы не можем обойти вниманием ухищрения и уловки комментаторов, связанные с его отклонениями. В мировой литературе нет ничего сравнимого с ними, кроме, возможно, общепринятого стремления закрывать глаза на некоторые непристойные строки Ветхого Завета. Как будто божественный Платон не способен был сделать ничего дурного, и его нельзя подозревать, не став самому объектом подозрений и камнем преткновения! Такую же череду недоразумений, но совершенно иного рода представляет история аверроизма. В то время как Платона в целом превозносили до небес, а его недостатки скрывали или оправдывали, Ибн Рушда рисовали более черным, чем он был на самом деле. Общее здесь то, что суждением ученых управляло общественное мнение; оно окрашивало их в соответствующие оттенки. В целом общественное мнение склонялось в пользу Платона, в то время как Аверроэса осуждали. Точнее, восхваление Платона считалось признаком хорошего воспитания и хороших манер; из тех же побуждений принято было осуждать Аверроэса. Человек благородный, естественно, был платоником, в то время как сторонники Аверроэса считались радикалами и смутьянами.

Такая безусловная хвала подразумевала лицемерие и фальшь. Невозможно и нечестно превозносить человека за божественную мудрость и мириться с его вздором.

Дело не настолько плохо, как кажется, если помнить, что легендой о Платоне мы во многом обязаны литературному предубеждению. Язык Платона был настолько красив и настолько труден для восприятия, что на содержание не обращали внимания. Красота ошибочно принималась за справедливость, неясность – за глубину. Платон, в конце концов, занял в греческой культуре почти такое же высокое место, как Гомер, и, подобно Гомеру, он доминировал в греческом образовании.

Вот в чем состояло главное недоразумение. Поскольку Платона не интересовали ни индивидуальность, ни личность, его нельзя назвать истинным гуманистом, однако гуманисты Византии и Флоренции считали его своим учителем. Они были настолько в том уверены и настолько стремились отстоять свою веру, что отказывались видеть в сочинениях Платона объективные доказательства его бесчеловечности, антигуманности.

Платон имел право на свое мнение, и не следует винить его за то, что он его высказывал, но следует подвергнуть осуждению комментаторов, которые оправдывали все сомнительные места в его рассуждениях. Их отношение весьма озадачивает. Еще можно понять позицию директоров школ, которым поручали воспитание будущих правителей страны: их наверняка устраивали аристократические посылки Платона и даже его тоталитарные методы. Но как можно закрывать глаза на его идеи коммунизма и гомосексуальных отношений с мальчиками, на его неуважение к женщинам и прочему, что вступало в полное противоречие с их собственными наклонностями? И как мог Платон остаться безнаказанным?

Рис. 76. Диковинка английской литературы. Первые нападки на философию Платона, книга Ч. Кроуфорда (1773)

Платон был великим поэтом; у него случались проблески мудрости. Однако он не всегда был надежным советчиком. Во многих случаях он был, наоборот, крайне ненадежным, способным завести в пропасть. К счастью, восхвалявшие его не следовали его советам. Может быть, лучше всего было бы относиться к Платону так, как сам он предлагал отнестись к Гомеру, – увенчать его цветами и изгнать из города. Нет, так не годится; не стоит подражать его худшим манерам. Можно позволить ему остаться и дать ему право голоса. Пусть остается и позволит увидеть себя во всей красе – иногда великим, а иногда нет.

Богословы и философы могут оправдывать его отклонения, но для ученых это непростительный грех. Образование, основанное на лжи, дурно, и чем лучше оно выглядит на поверхности, чем оно соблазнительнее, тем более оно пагубно.

Так как культ Платона является неотъемлемой частью западных гуманитарных наук, требуется значительная смелость для того, чтобы его критиковать. Ч. Кроуфорд одним из первых критиковал Платона в своей диссертации по «Федону» (Лондон, 1773); Кроуфорд был молодым кембриджским бунтовщиком, и его книга испещрена дерзкими замечаниями и многословна (рис. 76). Следует отдать должное и Джорджу Гроту (1794–1871), который написал большой труд «О Платоне и других спутниках Сократа», предполагаемое продолжение и дополнение к его «Истории Греции»; Грот восхищался Платоном, но не боялся его критиковать.

Среди более современных книг, авторы которых показывают Платона таким, какой он есть, цитируя его собственные слова, можно назвать книги У. Файта (1934), Б. Фаррингтона (1940) и уже упомянутую книгу К. Поппера (1945).

Уорнер Файт (1867–1955) был профессором этики в Принстонском университете. В длинном письме, которое он мне написал, он вкратце изложил суть своей критики, какой подверглась его книга «Легенда о Платоне». Одни осуждали книгу за клевету на Платона, другие – за то, что автор непочтительно говорил о том, что все знали, но о чем никто, кроме Грота, предпочитал не высказываться. В конце своего письма он заметил: «Реши я переписать „Легенду“, я бы попытался еще больше подчеркнуть основные места. В конце концов, „враждебность4* направлена не столько на Платона, сколько на его интерпретаторов. А после главы VIII и особенно в главах IX–XI мне бы гораздо больше хотелось не критиковать, а показать его теоретиком науки. Но мне 77 лет, из них 9 лет я почетный профессор в отставке; поэтому оставлю все, как есть».

То же замечание относится и к данной главе, целью которой было разрушение ложного образа Платона, созданного многими поколениями льстецов. Слова Amicus Plato sed magis arnica veritas («Мне дорог Платон, но еще дороже истина») приписывают Аристотелю, хотя они взяты из жизнеописания Аристотеля, составленного Аммонием Саккасом (175–242) и изданного на греческом и латинском языках А. Вестерманном в книге Diogenis Laertii vitae philosophorum (Париж, 1862). Аммоний пишет не о Платоне, а о Сократе; однако в многочисленных цитатах неизменно фигурирует Платон.

Примечание к античным и средневековым изданиям «Тимея»

До середины XII в. из всех книг Платона в Европе знали только «Тимея», поэтому Платон оставался для образованных европейцев главным образом автором «Тимея». Стоит кратко рассказать об отношении к этой судьбоносной книге.

«Тимей» стал также одной из первых книг, которая привлекла внимание комментаторов. Первый комментарий к Платону написал Крантор из Сол (Киликия, ок. 344 – ок. 275 до н. э.); отрывки из его комментария сохранились у Плутарха и Прокла. Другие греческие комментарии к «Тимею» составили Посидоний Апамейский (135—51 до н. э.), Адраст Афродисийский (Кария, II – 1), Гален (II – 2), Прокл Диадох (V – 2) и ученик последнего, Асклепиодот Александрийский (V – 2). Философы-неоплатоники были знакомы с этими комментариями. Вот и все о греческой традиции.

Традиция переводов Платона на латынь началась с Халкидика (IV – 1), который перевел «Тимея» до середины 53-й страницы. Далее, после 1156 г., на латынь перевели