не переступить через нее. Они хотели поговорить с Лоттом, хотели прикоснуться к распятию, хотели, чтобы он за них помолился. Они рассказали, что видели жутких тварей, а потом объяснили, кем эти твари были.

Базу закрыли для репортеров, которые толпились у ворот, пытаясь уговорами, подкупом или угрозами пробраться внутрь. Говорили, что прошлой ночью здесь побывал губернатор, перед тем как отправиться самолетом в Вашингтон, но Лотт его не видел. Теперь ходили слухи, будто бы вскоре ожидается прибытие вице-президента.

Лотт присел на пустую койку слева от Гейл, где ночью спала Джо – тревожно, урывками, всего по несколько минут. Она успокоила Гейл, когда та проснулась с криком в первый раз, около пяти утра, но теперь Джо ушла неизвестно куда. В казармах пахло страхом, равно как и по́том, и обгорелой плотью. Гейл заметила, что почти все жалюзи подняты, чтобы впустить золотистый солнечный свет пустыни. И этот свет никогда не казался таким необходимым и прекрасным, как в этот момент.

– С кем вас сюда доставили? – спросил Лотт у Гейл. – С родственниками?

– Нет, с друзьями.

– Понятно. Я могу что-то для вас сделать?

Она мрачно улыбнулась:

– Уверена, что здесь есть те, кому больше нужна ваша помощь.

– Это хорошо, – сказал Лотт.

– Что хорошо?

– Что вы улыбнулись. Не очень широко и даже не очень весело, но все равно улыбнулись. Это первая улыбка, которую я видел с тех пор, как все началось.

– И что, мне за это дадут медаль?

Он рассмеялся. Это было замечательно, словно смех отодвинул те тени, что собрались вокруг него.

– Хорошо. Очень хорошо. По крайней мере, вы не заторможены, как многие из них.

Он открыл нагрудный карман и вытащил пачку «Уинстона». Гейл взяла предложенную сигарету, едва не прокусила фильтр и наклонилась к поднесенной Лоттом зажигалке. Он прикурил сам и положил пачку на соседнюю койку.

– Вот, – сказал он. – Это вместо медали.

– Спасибо. – Гейл надела туфли и зашнуровала их. – Сколько уже прибыло?

– Это секретные сведения, – ответил Лотт.

– Значит, вы не знаете?

– Мне не докладывают. Но все резервные казармы заполнены, спортивный зал набит людьми, словно сардинами в банке, и, насколько я понимаю, то же самое творится в Форт-Ирвине и на базе Военно-воздушных сил в Эдвардсе. Самолеты все еще приземляются, по два-три в час, а сиби[89] ставят около сотни сборных куонсетских ангаров[90]. Навскидку, я предполагаю, что здесь больше пятидесяти тысяч.

– Землетрясение закончилось?

– Пока да. Я так понимаю, что из прибрежных районов всех эвакуируют. Сан-Диего досталось довольно крепко, и, как мне представляется, топография Сан-Франциско слегка изменилась, но, похоже, что эпицентр был именно в Эл-Эй. Слава богу, землетрясение не было таким опустошительным, как предсказывали эксперты много лет подряд, но оно превратило Лос-Анджелес в приливный бассейн глубиной в сотню футов.

Его глаза потемнели, и он посмотрел на пепел своей сигареты.

– Могло быть и хуже. Всегда может быть хуже.

Гейл окинула взглядом людей, набившихся в казарму. Дети плакали, матери и отцы старались утешить их или друг друга. На полу лежали спальные мешки со свернувшимися в них измученными людьми. В нескольких койках от Гейл симпатичная девушка-чикано с янтарными глазами обхватила себя руками и уставилась в пустоту с совершенно потерянным выражением лица; за ней маленький мальчик играл на полу с пластиковым самосвалом, время от времени останавливаясь и оглядываясь на мать, которая стояла с покрасневшими, опухшими глазами и смотрела в окно.

– Столовая открыта, – сказал Лотт. – Можете позавтракать, если хотите.

– И что будет дальше? Я могу уехать отсюда?

– Нет. База закрыта на неопределенный срок. И это тоже хорошо. Снаружи рыщут репортеры. Вы ведь сейчас не хотите отвечать ни на какие вопросы, правильно?

Она хмыкнула:

– Я… я сама репортер.

– Ох, ну тогда, уверен, вы сами все понимаете.

– Кто приказал закрыть базу?

– Секретная информация. – Лотт слабо улыбнулся. – Но как мне представляется, все должны оставаться здесь до тех пор, пока не будут опубликованы результаты какого-нибудь официального расследования, или не выйдет постановление… или еще что-то. А это может затянуться надолго.

– Значит, никто снаружи еще не знает про вампиров?

Лотт глубоко затянулся сигаретой и начал оглядываться по сторонам, ища, куда бы сбросить пепел. Он нашел бумажный стаканчик рядом с еще одной пустой койкой, а затем снова посмотрел на Гейл.

– Нет, – тихо сказал он. – Никто не знает. Мне вкратце объяснили мою официальную позицию. Корпус морской пехоты Соединенных Штатов не верит ни в каких вампиров, и мы не собираемся проверять разные слухи, которые может создать массовая истерия. Вот ключевые слова, мисс Кларк: массовая истерия.

– Дерьмо собачье! – Гейл поднялась на ноги. – Именно такое отношение, такое неверие и сделали их настолько сильными! Мы смеялись над легендами, мы называли их бабушкиными сказками, которые возникли из детского страха перед ночными тварями, но они все время были здесь, выжидая время для нападения. Мы сами помогали им, отказываясь верить в то, что не могли видеть. Так вот что я вам скажу – я столько видела за последние несколько дней, что хватит до конца жизни, и теперь буду очень осторожной, решая, чему не стоит верить…

– Одну минуту, – перебил ее Лотт. – Я сообщил вам о моей официальной позиции. А неофициально я… должен подумать.

– Еще больше вампиров прячется в других городах. Люди должны знать об этом. Они должны научиться верить и бороться еще до того, как повторится то, что случилось в Эл-Эй.

Лотт посмотрел на нее, играя желваками:

– И вы собираетесь научить их?

– Я собираюсь написать статью. Думаю, я это смогу. Не знаю, куда я ее продам – не знаю даже, купят ли ее, – но я должна выбраться отсюда первой…

– Прошу прощения, – с беспокойством заговорил он. – Мне нужно позаботиться о других.

Он уже уходил, когда Гейл сказала:

– Я не прошу вас помочь мне… – (Он остановился.) – Я спрашиваю, можно ли это сделать?

– Вы ведь не служили в армии, правильно?

– Да по хрену! Не хочу ничего слышать о том, кто что приказал, что засекречено, а что нет. Все, что я смогу разузнать сама. Я говорю с вами как человек с человеком, и не пытайтесь поставить между нами армию. Уверяю вас, я не стану разговаривать с этими репортерами снаружи. – Ее глаза грозно сверкнули. – Я сама пережила эту историю, и она моя.

Лотт помедлил, снова собрался уходить, но вдруг оглянулся на нее. Еще раз затянулся сигаретой и смял ее о стаканчик, задумчиво нахмурив брови. Он вернулся к Гейл, поставил стаканчик на подоконник и поднял жалюзи. Гейл увидела удивительно чистое