Маленькие кровопийцы отвратительны, но проклятых Эйдоном больших я уже давно не видел… — Он мог не заканчивать.

Неглубокий сон Мириамель заполнили жуткие щелкавшие ганты, тянувшие к ней щупальца, — и ей хотелось только одного: бежать без оглядки.

— Помоги мне с якорем, — попросил Изгримнур.

Они вместе подняли тяжелый камень и бросили его за борт. Когда он упал на дно, Мириамель проверила веревку, чтобы она не провисала.

— Почему бы тебе не поспать первому, — предложила она герцогу. — А я постою на страже.

— Хорошо.

Мириамель бросила быстрый взгляд на Камариса, который тихо спал на корме, положив белую голову на плащ, потом протянула руку и погасила лампу.

Сначала темнота показалась ей пугающе полной. Мириамель почти ощущала, как к ней беззвучно тянутся суставчатые ноги, ей ужасно захотелось повернуться и помахать руками, чтобы избавиться от фантомов.

— Изгримнур?

— Что? — сонно пробормотал он.

— Ничего. Я просто хотела услышать твой голос.

Постепенно к ней стало возвращаться зрение. Света было совсем мало — луна зашла, либо ее закрыли тучи, либо спряталась за кронами деревьев, которые переплетались над водой, а звезды превратились в тусклые точки, — однако она различала вокруг самые разные очертания, темное массивное тело герцога, пятнистые тени на берегах реки.

Мириамель слышала, как Изгримнур уложил поудобнее шест, а потом лег сам.

— Ты уверена, что не хочешь еще немного поспать? — спросил он.

От усталости его голос стал невнятным.

— Я отдохнула, — ответила Мириамель. — Я потом посплю. Давай, спи.

Изгримнур не стал больше возражать — верный знак того, что он предельно устал. Через несколько мгновений он захрапел, и Мириамель улыбнулась.

Лодка двигалась так плавно, что было совсем не трудно представить, что они плывут, как облако по ночному небу. Здесь не ощущалось течения, только слабые толчки ветерка, которые заставляли лодку тихо дрейфовать вокруг якоря: так ртуть движется по наклонной стенке стакана. Мириамель откинулась назад и смотрела в темное небо, пытаясь отыскать знакомую звезду. Впервые за много дней она могла позволить себе роскошь тоски по дому.

Интересно, что сейчас делает отец? Думает ли обо мне? Ненавидит ли меня?

Мысли об Элиасе заставили ее вспомнить кое-что еще. В первый вечер после того, как они сбежали с «Облака Эдны», Кадрах произнес слова, которые ей запомнились. Во время долгого, мучительного признания монах сказал, что Прайрата особенно интересовала возможность общения с мертвецами — «разговоры через вуаль», так они назывались, — именно это в книге Ниссеса занимало Прайрата больше всего. По какой-то причине его фраза заставила Мириамель подумать об отце. Но почему? Быть может, дело в каких-то словах Элиаса?

Но, как она ни пыталась их вспомнить, они ускользали. Лодка беззвучно кружила под звездами.

Мириамель ненадолго задремала. Первые утренние лучи уже окрасили небо над болотами, делая их жемчужно-серыми, когда Мириамель выпрямилась и тихонько застонала. Синяки и порезы, оставшиеся после того, как они побывали в гнезде гантов, начали деревенеть, и у нее возникло ощущение, словно она скатилась с горы в мешке с камнями.

— Л-л-леди? — Тихий звук, чуть более громкий, чем вздох.

— Тиамак?! — Она резко повернулась — и лодка сильно качнулась.

Глаза вранна были открыты, лицо оставалось бледным и вялым, но в глазах вновь светился разум.

— Д-да. Да, леди. — Он сделал глубокий вдох, словно даже несколько произнесенных слов его утомили. — Где… мы?

— Мы в протоке, но я понятия не имею, где именно. Мы гребли почти целый день после того, как сбежали из гнезда гантов. — Она внимательно на него посмотрела. — У тебя что-то болит?

Он попытался покачать головой, но едва сумел пошевелиться.

— Нет. Но вода, будьте так добры, — прошептал он.

Мириамель наклонилась, чтобы взять мех с водой, лежавший возле ноги Изгримнура, вытащила пробку и позволила вранну сделать несколько небольших глотков.

Тиамак слегка повернул голову, чтобы посмотреть на лежавшего рядом с ним вранна.

— Молодой Могаиб, — прошептал Тиамак. — Он жив?

— Едва, по крайней мере, кажется, что близок к… он очень болен. Однако нам с Кадрахом не удалось найти на нем ран.

— Нет. Вы их и не найдете. Как и на мне. — Тиамак опустил голову и прикрыл глаза. — А остальные?

— Какие остальные? — осторожно спросила Мириамель. — Кадрах, Изгримнур, Камарис и я — все здесь, и мы более или менее в порядке.

— О, хорошо. — Глаза Тиамака оставались закрытыми.

Между тем Изгримнур сел и принялся озираться по сторонам.

— Что такое? — пробормотал он. — Мириамель… что?

— Ничего, Изгримнур. Тиамак пришел в себя.

— Правда? — Герцог снова погружался в сон. — С мозгами у него все в порядке? Он нормально говорит? Проклятье, я такого никогда не видел…

— В гнезде ты говорил на другом языке, — сказала Мириамель Тиамаку. — Это было страшно.

— Я знаю. — По его лицу пробежала судорога, словно он боролся с отвращением. — Мы поговорим позднее. Не сейчас. — Он приоткрыл глаза. — Вы принесли что-нибудь со мной?

Мириамель задумчиво покачала головой.

— Только тебя. И грязь, которой ты был покрыт с головы до ног.

— О, — разочарованно пробормотал Тиамак, но потом расслабился. — Ну и ладно. — Через мгновение его глаза широко раскрылись. — А мои вещи? — напряженно спросил он.

— То, что ты оставил в лодке, здесь. — Она похлопала ладонью по мешку с вещами вранна.

— Хорошо… хорошо. — Он облегченно вздохнул и опустился на плащ.

Небо постепенно светлело, и деревья по обе стороны реки начали оживать, обретая цвет и жизнь.

— Леди?

— Что?

— Спасибо вам. Спасибо вам всем за то, что вы пришли за мной.

Мириамель слышала, как замедляется его дыхание. И очень скоро маленький вранн крепко спал.

— Я уже сказал Мириамель ночью, — проговорил Тиамак, — что хочу поблагодарить вас всех. Вы стали лучшими моими друзьями, чего я никак не заслужил.

Изгримнур кашлянул.

— Чепуха. Мы не могли поступить иначе. — Мириамель показалось, что герцогу стало стыдно.

Быть может, он вспомнил их спор — когда они решали, попытаться ли спасти вранна или двигаться дальше.

Отряд разбил лагерь рядом с рекой. Они развели небольшой костер, пламя которого было почти невидимым в ярких лучах солнца позднего утра, приготовили суп и чай из желтого корня.

— Нет, вы не поняли. Вы спасли не только мою жизнь. Если у меня есть «ка» — душа, так вы ее называете, — она бы не выдержала еще один день в том ужасном месте, быть может, час.

— А что они с тобой делали? — спросила Мириамель. — Ты что-то бормотал, как настоящий гант!

Тиамак содрогнулся. Он сидел, завернувшись в плащ, но почти не двигался.

— Я постараюсь вам рассказать, как смогу, хотя не все понимаю сам. Но вы уверены, что ничего не принесли оттуда с собой, кроме