Шрифт:
Закладка:
Гарда начала подниматься, и Фокс резким тычком отправил ее назад в кресло. За это она наградила его новой улыбкой.
– Как бы я хотел, – начал Фокс уже тише, но с прежним чувством, – стереть эту улыбку с вашего лица. И стер бы, если бы не Диего. Мне нравится Диего. Я мог бы даже сказать, что люблю его, если бы не отказался от любых привязанностей много лет назад. Миссис Помфрет наняла меня расследовать убийство ее сына. Так вот, когда я брался за это дело, мне и в голову не могло прийти, что Диего способен тайком отравить человека, но с тех пор я узнал о его безрассудном увлечении вами – да поможет ему Бог! – а также об этой вазе. Он ничего не расскажет мне про вазу. Я спрашиваю о ней вас, потому что, если она никак не связана со смертью Перри Данэма, я смогу забыть об этой проклятой вазе и спокойно расследовать порученное мне дело. – Он надавил на плечо Гарды сильнее, так что почувствовал твердые кости под мягкой плотью. – Прекратите дергаться! Я до сих пор не верю, что Диего отравил Данэма, но такая вероятность сохраняется. Чтобы защитить вас, он пошел бы на все. Если то, что вы расскажете мне о вазе, увеличит эту вероятность, я брошу все. Если Диего схватит полиция – ну и пусть! Надеюсь, что не схватят. Лично я не собираюсь его сдавать. Даю честное слово! И вот поэтому я должен узнать все об этой чертовой вазе!.. Не дергайтесь! Будь у вас в голове хоть немного…
– Фрида! Фрида!
Выпрямившись, Фокс скрестил руки на груди. Из-за двери донесся перестук каблучков – резвый, но не стремительный. Дверь открылась, и горничная выжидающе уставилась на них с порога с невозмутимым выражением на флегматичном лице.
– Позвони вниз, – попросила ее Гарда не без дрожи в голосе, – и скажи мистеру Торну, что ко мне пристает незнакомый мужчина. Или… погоди минутку… или принеси мистеру Фоксу его шляпу и пальто… – Ее глаза впились в лицо Фокса. – Какой вариант предпочитаете?
– Вы совершаете ошибку. Возможно, фатальную ошибку. Если вы именно так ставите вопрос, я доведу следствие до конца.
Их глаза встретились. Взгляд Фокса был холоден и тверд; во взгляде Гарды читались жар, вызов, презрение.
– Шляпу и пальто, Фрида! – решила она.
– Сами напросились, – с бледной яростью бросил Фокс и оставил ее.
Глава 14
Снаружи старый дом на Восточной Восемьдесят третьей улице, хотя и не полностью обветшалый, определенно был мрачным и грязным; внутри он тоже был мрачным, но отнюдь не грязным. Напротив, там царила невероятная чистота. Во вторник в половине десятого вечера в нижнем холле и столовой стоял густой дух свинины, запеченной в сметане. В кухне этот устойчивый запах полностью заполнил собой не только само помещение, но и дыхание Фриды Юргенс, что неудивительно, ведь она только что расправилась с четырьмя кусками филе с гарниром. Обычно ее вполне устраивало то, что она ела в квартире хозяйки, но по вторникам – в те дни, когда тетушка Хильда стряпала Schweinsfilets mit sauer Sahne[33], Фрида всегда старалась оставить в желудке побольше свободного места.
Отложив в сторону нож и вилку, Фрида пришла в такое благодушное состояние, что, когда из прихожей долетел голос, звавший ее по имени, не особо расстроилась, что придется встать из-за стола.
Тетушка Хильда включила свет в столовой и, прищуриваясь, вглядывалась в странного мужчину, стоявшего там с огромной папкой под мышкой. Внешность этого человека была одновременно и комичной, и отталкивающей; первое объяснялось прилизанными волосами с прямым пробором и огромными очками в черной оправе, а второе – неровным багровым шрамом, пролегшим от его правой скулы к уголку рта. Мужчина положил свою шляпу на угол обеденного стола.
– Перепрыщик… – опасливо прошипела Фриде тетушка Хильда.
– Официальная перепись населения США, проводимая каждые десять лет, – грозно объявил мужчина, причем искривленные шрамом губы придали этому объявлению неописуемую желчность.
– Перепись? – поразилась Фрида. – Уже? В газете и по радио говорилось, ее проведут второго апреля.
– А это предварительная перепись, – веско возразил мужчина. – По радио все объяснили.
– Не слышала. И почему так поздно? Уже почти ночь!
– Так… – расплылся в кривой ухмылке переписчик. – Если хотите, чтобы я составил рапорт районному распорядителю…
– Что вы, что вы! – с тревогой забормотала тетушка Хильда, которая вечно о чем-то тревожилась. – Рапорт на нас от вас? Что вы, что вы… – Развернувшись к Фриде, она что-то быстро залопотала на немецком, изредка получая односложные ответы, и наконец сказала: – Мой племянница говорит лучше английский, – и выбежала за дверь.
Фрида выдвинула два стула, села на один из них, сложила руки на коленях и без всякого выражения заговорила:
– Меня зовут Фрида Юргенс. Я натурализованная гражданка…
– Одну секундочку, пожалуйста.
Присев, мужчина раскрыл огромную папку и приподнял под таким углом, чтобы Фрида не могла заглянуть внутрь.
– Прежде всего, кто глава семейства?
Спустя пятнадцать минут Фрида начала выказывать слабые, но несомненные признаки беспокойства. Она уже ответила на вопросы относительно двух тетушек, четырех кузенов и брата, водителя такси, и тем самым взвалила на себя огромную ответственность. Среди жителей этого района давно зрело подозрение, что всеобщая перепись была какой-то полицейской хитростью, грозившей печальными последствиями. Проблема заключалась в том, что двое из ее кузенов принадлежали, насколько Фрида могла судить, к некоей не совсем законной организации… На лбу у нее выступил пот, но она не решилась поднять руку и вытереть его. Когда же переписчик закончил с остальными и взялся за саму Фриду, испытанное облегчение не позволило ей заметить, что Соединенные Штаты проявляют особый интерес к ее персоне. Где она сейчас работает, как давно, каковы ее обязанности, сколько человек заняты хозяйством наравне с ней, работают ли они постоянно или же посменно, сколько блюд она должна подать, сколько длится рабочий день, остается ли у нее время на отдых?
Фрида сказала, что свободного времени у нее предостаточно, но сколько именно – раз на раз не приходится. Переписчик посчитал такой ответ слишком размытым для внесения в анкету. От чего именно зависит объем ее досуга?
– От хозяйки квартиры, – объяснила Фрида. – Мисс Тусар редко ест дома. Когда
