— Но выбирать-то надо.

— Угу. По крайней мере, Вальверде пыталась убить меня двадцать лет, а не двадцать минут назад. Эй, Вилли! Веди нас к… адмиралу!

Лимландец радостно хлопнул в ладоши.

— Чудесно! Поспешим же! Хотя…

Он смотрел за спины наёмников, и Ангус обернулся ещё раз. Ага! Мураддины наконец начали решительно приближаться. Человек пять оторвались от прочих, шли впереди. Сабли сверкали в лунном свете.

— Не волнуйтесь! — воскликнул Вилли, как будто кто-то из наёмников сильно переживал. — Это прекрасный повод показать наши добрые намерения. Подождите одно мгновение! Тишайший!

Человечек в необычных одеждах приблизился к своему командиру. Ангус заметил два странных клинка в ножнах, заткнутых за пояс: один подлиннее, другой покороче. Раньше наёмник не видел ни таких мечей, ни такой одежды.

— Тишайший! Будь добр: останови тех людей, пожалуйста.

Тот безмолвно кивнул.

Любопытно, как коротышка собирался остановить пятерых? Ангус полез бы в такую схватку только от безысходности, а он имел основания считать себя отличным бойцом. Да и здоровее любого из мураддинов раза в полтора будет…

— Убивам? — Айко кивнул в сторону мураддинов.

Солдаты и сержанты были готовы сражаться, в этом никаких сомнений.

— Нет. — с ухмылкой произнёс Шеймус. — Давайте-ка посмотрим.

Тишайший спокойно прошёл мимо них. Хоть был обут в деревянные сандалии — но словно вовсе без звука. Ангус заметил странный цвет кожи и раскосые глаза, однако не похожие на муангские. Из каких земель этот Тишайший?.. Ни в одном порту гвендл не встречал подобных людей.

Коротышка встал посреди улицы, молча вытянул руку с растопыренной ладонью: понятный знак. И хотя он был даже мельче юркого Козимо, напоминал скорее миниатюрную девушку — но в том, как этот человек двигался, кое-что ощущалось.

Опытные воины сразу узнают друг друга. Ангусу не составило труда понять: это боец.

— Вам лучше послушать моего друга! — крикнул Вилли по-мураддински, хотя Тишайший ничего не произносил.

Мураддины, конечно, не послушались. Пятеро вырвавшихся вперёд приближались, и остальные тоже не мялись вдалеке — шли, просто медленнее. Тишайший ещё немного подержал паузу, а затем схватился за мечи.

Ничего подобного тому, что случилось дальше, Ангус не видел никогда.

Два тяжёлых, немного изогнутых клинка лунный свет не отражали: они были матовыми. Резко выдернув их из ножен, Тишайший широко развёл руки, выпрямился — и побежал вперёд. Даже не побежал: это было настолько плавное и стремительное движение, будто диковинный воин парил над мостовой, увлекаемый порывом ветра. Его плечи и корпус не шевелились: только мелко-мелко семенили ноги.

Мураддины бросились на Тишайшего, обступая полукругом. Любой боец тут ушёл бы в сторону, попытался выстроить врагов в линию, закрыться ближайшим от остальных. Но Тишайший и не подумал о подобном манёвре.

Он бесстрашно ринулся прямо в смыкающееся кольцо.

Пять сабель обрушились на коротышку одновременно. Вжик! В темноте мелькнули его клинки, почти невидимые. Тишайший двумя изящными движениями отразил три удара разом — смахнул сабли в стороны. Еще две просвистели мимо, когда он развернул корпус на бегу. Вжик! Ещё два молниеносных движения — и головы двух мураддинов упали на землю. Длинный меч Тишайшего продолжил движение, будто встречи с вражеской шеей и не заметил: он отсёк руку мураддина, который почти успел поразить диковинного фехтовальщика. «Почти» в этом деле не считается. Короткий меч, которым Тишайший орудовал левой, почти одновременно с тем воткнулся другому противнику в грудь.

Пятый мураддин замер. То ли просто от страха — то ли это зрелище заворожило его не меньше, чем Ангуса.

На краткий миг Тишайший остался неподвижным. А потом… вжик! И головы двух раненых тоже покатились по мостовой. Тут его последний противник всё-таки вышел из оцепенения, попытался атаковать. Тишайший даже не стал защищаться клинками: он ударил врага ногой в грудь. Мощное встречное движение отбросило мураддина на два шага, едва не опрокинуло. Восстановить стойку он уже не успел. Тишайший взмахнул мечами: разрезал шею противника, будто ножницами.

Пятая голова упала к его ногам — а никто и матушку помянуть не успел.

— Охренеть можно… — вырвалось у Ангуса.

Тишайший замер. Не просто остановился, а сделался подобным статуе — окаменел или, можно сказать, укоренился. Трудно было в этот миг поверить, что субтильный диковинный воин вовсе способен на какое-то движение.

Мураддины, сгрудившиеся дальше по улице, уже не наступали. Даже чуть попятились. А когда Тишайший резко развёл руки, стряхнув с клинков кровь — тотчас бросились наутёк.

— Вот видите! — Вилли буквально сиял. — Всегда в радость посмотреть, как Тишайший работает! Это словно в театр сходить! Искусство! Высокое искусство! Ну, пойдёмте, пойдёмте… Довольно задерживаться!

Невероятно.

Конечно, Ангус мог так сказать и о недавнем зрелище в спальне: сколько народу Шеймус порубил там? Уж не меньше дюжины, а вроде бы куда больше. Один, без брони. Но ему это далось ой как непросто, ценой тяжёлых ран, он едва не погиб, а тут… Этот странный воин будто танец сплясал. И даже не запыхался. Тишайший, конечно, лошадь плечом не опрокинет, как Ржавый Капитан. Да и руку человеку не оторвёт. Однако…

Тишайший, убрав мечи в ножны, просеменил мимо наёмников — и даже не глянул на них. Он не был взволнован, не казался гордым или радостным. Казался безучастным, словно это и не он только что сражался.

Вилли энергично замахал рукой: идём! Что делать… Ангус с сержантом повели Шеймуса вслед за пиратами.

— Ну ты видел, а? Видел? — Ангус всё не мог успокоиться. — Охренеть можно!..

Глава 11

Игги очень не хотелось бросать Гретель в порту, но приказ есть приказ. Смешно! Только миг за её задницу подержался, а уже успел ощутить ответственность.

Они с Кеннетом, Карлом, Арджи и Хуаном пробирались к лагерю — стараясь и торопиться, и особо не попадаться кому-либо на глаза. Альма-Азрак закипал: тут и там верещали на местном языке, размахивали руками и факелами, толпились. Ничего хорошего всё это не сулило. Дури полезть на лагерь людям, что наслушались проповедей, вполне могло хватить — ради чего ещё, собственно, они вывалили на улицы? Всего пятеро солдат, пусть при броне и аркебузах, тем более рисковали не донести важнейшее послание, если проявят неосторожность. Конечно, какая-нибудь кучка оборванцев на них не бросится, но если ненароком столкнуться с настоящей толпой…

Требовалось быть собранным, но и не слишком себя накручивать — потому десятник, стараясь совладать со страхом, вспоминал