поверх порванного платья. Кругом было полно людей в оранжево-красном — десятки, наверное, но Ирма сейчас никого не узнавала. Руки тряслись, горло пересохло, и она бы плакала — но было уже нечем.

На улице кто-то дул в трубу, играя сигнал тревоги. Почти сразу тем же звуком отозвались: одна труба, другая, третья. Все наёмники, что жили в районе порта, должны сейчас двинуться сюда. Изо всех его концов. Новобранцев за пределами лагеря не было: тут каждый хорошо знает, что делать при случае.

Прозвучали выстрелы. Возможно, в воздух — но не факт.

— Потерпи, родная… сейчас.

Теперь она была среди людей, способных защитить — но едва немного отступил страх за собственную жизнь, как Ирма начала думать о капитане. Что с ним?.. А с остальными во дворце? Ирма прекрасно понимала — сбежав, она поступила правильно. Но всё равно бередило душу чувство вины, подпитываемое тревогой.

Она его бросила. А ведь Отец Пустыни говорил…

Первым из столпившихся вокруг, кого Ирма узнала, был Рамон Люлья.

— Она в порядке?

— Более-менее.

— Ирма! Ирма, слышишь меня?

Лейтенант присел перед ней на корточки.

Люлья никогда Ирме особенно не нравился. Это был именно настолько жёсткий, даже жестокий человек, как казалось по внешности. Да ещё таивший некоторые секреты, что не шли за пределы штаба и ближайшего его окружения… однако Ирма-то знала. Знала, почему Рамон Люлья редко составляет Ангусу компанию в его загулах. И как на самом деле проводит время за плотно закрытыми дверями.

Но Шеймус этого человека не за извращённые вкусы ценил. Рамон был в отряде с самого начала. Рамон служил лейтенантом ещё при Мендосе, даже раньше Шеймуса им стал. Он надёжен, как скала — а остальное не имеет значения.

— Ирма, соберись. Во дворце был Ангус? Регендорф, Бенедикт?

— Н-н-нет… — ела выдавила она. — Н-н-не было. Но… он за ними посылал. И… и за тобой.

— Угу, вот только и доложили.

— Регендорф и Бенедикт в лагере. — отрапортовал кто-то со стороны. — Они не могли успеть добраться. Скорее всего, пока и не выступили.

— Точно. И не факт, что добраться возможно. Бьюсь об заклад — или на лагерь уже напали, или это вот-вот случится. Но вот Ангус… непонятно. Ирма, что с капитаном?

— Я не знаю!.. — вот теперь слёзы откуда-то взялись. Пускай и немного: едва глаза намокли.

— Ну… успокойся.

Люлья погладил её по голове, но вышло едва ли не хуже, чем у Шеймуса. Как собаку гладят. А вот сосредоточенный взгляд чёрных глаз балеарца внушил некоторое спокойствие. Уж как минимум — он знает, что делать. А ничего важнее в таком положении нет.

— Итак. Что с Шеймусом — непонятно. С Ангусом — непонятно. Значит, в данный момент главный я. Во всём отряде. Так что… Кто посмышлёней? Срочно вестовым в лагерь. Сказать, что я собираю наших в порту. Потом двинусь к лагерю. Регендорф и Бенедиктом понимают, кто сейчас командует. Донести, как у них дела. Всё ясно?

— Есть!

— Сержанты тут? Какие есть — ко мне! Строиться будем… И трубите, трубите!

Ирму кое-как перемотали — от подмышек и до живота, дышать стало совсем тяжело. Раны на спине болели всё сильнее, а уж рёбра — вовсе нестерпимо. Волосы облепили лицо, упорно лезли в глаза: оттого ещё труднее было что-либо перед собой разглядеть. Кто-то помог вернуть в ножны кинжальчик, который женщина продолжала судорожно сжимать: руки совсем ходуном ходили, сама она с этим не справилась бы.

— Рамон…

— Да? Что?

— Нужно ему помочь.

— Конечно. Но не прямо сейчас, ясно? Нужно собирать людей. Разобраться во всём. Капитан скоро будет тут, не волнуйся. Хорошо?..

Она хлюпнула носом, вытерла ладонями лицо. Постаралась успокоиться. Или хотя бы сделать вид, будто спокойна.

— Хорошо.

Скоро все уже были на улице: Гретель вывела Ирму наружу, приобняв и поддерживая под руку. Зевак давно разогнали, а солдат набралось прилично — может быть, целая сотня, поди посчитай. Бесформенная толпа быстро превращалась в строй: сержанты переставляли солдат, раздавали отрывистые указания. Трубы не переставали сигналить, к ним присоединилась барабанная дробь. Этот звук всегда приводил в чувство.

— Ну-ну, держись. — шептала ей на ухо Гретель. — Всё будет хорошо. А сейчас не время нюни распускать. Соберись. Ты же сильная, я знаю, ну.

— Понимаешь… там…

— Да понимаю я всё. Кому ты рассказываешь?

Обозных жён протолкнули в глубину строя, ряды мужчин в доспехах и оранжево-красном сомкнулись вокруг. Барабанщик выстукивал сбор прямо под ухом, каждый удар — словно в висок. Ничего, можно потерпеть: главное — здесь безопасно.

— Ирма!..

Это была Гайя: очень на Ирму похожая, разве только волосы не медного оттенка, а почти огненно-рыжие. Землячку провели вглубь строя вместе с пожилой обозной женой, мураддинкой и каким-то мальчиком. Тоже, значит, из своих…

— Ты цела?

— Почти. — Гретель ответила за Ирму.

— Регендорфа видели?

Ирма с Гретель молча покачали головами. Гайю это привело в полное смятение. Она сдержалась, не дав чувствам полной воли, но одинокую слезинку всё-таки пустила.

— А остальные?

— Да не знаем мы! — отрезала Гретель. Она усадила Ирму на мостовую и сама присела рядом.

В обступивший женщин боевой порядок вливались всё новые бойцы. Кто-то сам занимал место с краю, кто-то уверенно сдвигал товарищей, а некоторых сержанты за шкирку тащили туда, куда нужно — не имея времени объяснять. Словно на глазах собиралась диковинная механическая головоломка. В ширину строй наёмников заполнил всю улицу, а насколько длинным вышел — не понять.

Ставни на вторых этажах захлопывались, многие дома наверняка пустели. Местные догадывались, что происходящее — не к добру. Вот-вот станет жарко.

Приказа выдвигаться пока не было.

Гайя опустилась на колени возле подруг. Они втроём крепко обнялись. Ирма уткнулась носом в плечо Гретель, Гайя — землячке в волосы. Так было теплее и немного спокойнее.

— Страшно…

— Ничего. И не такое бывало.

Ирма только тихонько хныкнула. Ей на память как-то не приходила ситуация хуже.

***

Шеймус шёл с большим трудом, а толком помочь ему было затруднительно: даже двухметровый Ангус макушкой до плеча доставал — под руки не возьмёшь. К тому же Айко пришлось нести Лося: