как будто ему хотелось спрятаться за женщиной, шел, опустив слишком широко раскрытые, как будто постоянно испуганные глаза; брюки были ему тесноваты, но это почти не замечалось под курткой, купленной несколько часов назад. Им казалось, что все на них смотрят и говорят, вон идет безбашенная официантка, которую выгнали с работы за тяжелый характер, а рядом с ней хлюпик, похожий на едва отдышавшуюся жертву кораблекрушения, и глаза у него бегают, как у недоверчивого кролика. Внезапно она остановилась и сказала, послушай, если тебе пришло в голову назвать совершенно незнакомого тебе типа Живаго, это значит, что ты помешан на кино. Правильно?

– Не знаю.

– А женщину как звали, ты сказал?

– Мадам Бовари.

– Это, по-моему, тоже из фильма.

– Не знаю, просто вертелось у меня в голове.

– Значит, она мадам, эта тетка? То есть, сказать прямо, хозяйка публичного дома? Есть у меня знакомая…

– Нет, – перебил ее Измаил, – это дама, которая… Очень длинная история.

– Так, кое-что ты помнишь. – Она резко остановилась. – Правда?

– Да. Не понимаю, зачем ты так хочешь выяснить, помню я что-либо или не помню.

– Ну как. У тебя просто вид такой потерянный, что…

– Это книги. Все, что я упоминал, – это названия романов. Почему ты мне все время повторяешь, что я ничего не помню?

– Я знаю, куда нам надо, – приосанилась Марлен и, подобно знаменитому полководцу, провозгласила: – Вперед!

* * *

Сотрудница библиотеки предположила, что имена Бовари и Живаго знакомы Марлен потому, что это герои книг. Бовари – это героиня романа…

– Знаю, знаю, – перебила Марлен. – Даже не романа, а фильма, правда?

– Как скажете, – пожала плечами библиотекарь.

– А Измаил? – подмигнула Измаилу Марлен.

– Честно говоря, не могу сказать точно. Но это имя мне знакомо. Если хотите, я поищу…

Марлен подтолкнула Измаила локтем, как будто библиотекарь внезапно растворилась в воздухе, и обвинительным тоном, словно уличая его в постыдном пороке, заявила:

– Итак, ты любишь читать.

– М-да.

– И разбираешься в литературе и все такое.

– Ага.

– А почему ты зовешься Измаилом?

– Трудно сказать. Уточнить у родителей теперь уже невозможно.

– Думаешь, не выйдет?

– Как мне это узнать, по-твоему?

– Нет-нет; я хотела спросить, почему ты просишь звать тебя Измаилом?

– По словам врачей, оказавшихся вовсе не врачами, я сам попросил их: «Зовите меня Измаил».

– Я рада, что ты кое-что припоминаешь.

– Смотри: я помню больницу, помню, как я от них сбежал, как встретился с тобой и как ты меня едва не переехала.

– Отлично, чувак. Знаешь, чем прельстить даму.

– И помню то, что произошло давно, до автокатастрофы. Сама авария как в тумане.

Марлен смущенно улыбнулась библиотекарю, которая слушала их с раскрытым ртом:

– Вы можете себе представить, что сегодня я впервые в жизни зашла в библиотеку?

– Заходите снова, мы будем очень рады. Я чем-нибудь еще могу вам быть полезна?

– Нет, спасибо, – ответил Измаил.

– Постойте-постойте, – попросила Марлен, – а как же Измаил? Вам это имя знакомо?

– Измаил?

– Ага.

– Я уже раньше хотела вам сказать, что, скорее всего, персонажей с таким именем великое множество. – Она указала на один из залов библиотеки. – Это все романы…

– «Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад – когда именно, не важно – я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны»[33].

Он произнес это на одном дыхании, пока библиотекарь и Марлен безмолвно обменивались недоумевающими взглядами.

– Это похоже на роман, – заметила библиотекарь. – На начало романа.

– Кáк человек, который твердит, что ничего не помнит, – обиженно заметила Марлен, уперши руки в боки, – может знать все это наизусть? А?

– «Моби Дик», – прошептал Измаил, будто сознаваясь, что совершил преступление.

– Опять какое-то кино, видишь? – сказала Марлен. И пояснила библиотекарю: – Он повернут на названиях фильмов.

– Но что же, – обратилась библиотекарь к Марлен, украдкой косясь на Измаила, – что с ним не так? Что происходит?

– Да ничего… Человек он рассеянный… И зануда… И у него депресняк… – Она любезно улыбнулась. – Большое спасибо за помощь. – И на всякий случай добавила: – Никогда не выходите замуж за пессимиста.

– Я хотела сказать, что «Моби Дик» – это роман…

– Спасибо, девушка, вы нам очень помогли, но мы уже уходим.

С этими словами Марлен потащила упиравшегося Измаила к выходу.

– Германа Мелвилла! – донеслись до них слова библиотекаря.

– Слышу, слышу. – И, обернувшись к Измаилу, рассерженно спросила: – Это всё фильмы, правда? – как будто отчитывала провинившегося шалуна. – Ты режиссер?

– Это не фильмы, это романы, – сказал Измаил. – «Моби Дик» – это роман, и рассказчика в нем зовут Измаил.

Они остановились у входа в библиотеку и никому не давали пройти.

– Бавари – это тоже книга?

– Тебе библиотекарь только что сказала. «Мадам Бовари».

– Ты писатель?

– Нет.

– А если не писатель, тогда кто?

– Я люблю читать.

– Я тоже люблю читать.

– Как интересно.

– А ты что думаешь, не люблю?

– Сколько книг ты читаешь в год?

– Не знаю. Пару-тройку; иногда ни одной. Бывает, читаю. Но очень скоро устаю.

– Мне тоже приходилось пинать мяч, но я же не футболист.

– Ты помнишь, где, когда и с кем?

– Я просто пример привожу.

– Ты помнишь, что такое футбол?

– Да. Кстати, может, я и футболист.

– Не футболист. Даже и не думай.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что видела тебя без прикрас, и ты хлюпик…

– Эх…

– И вдобавок староват.

– Да, но…

– Если ты футболист, то я Марлен Дитрих.

– Хорошо… Ты и есть Марлен Дитрих.

– Ты меня понял.

– Тебя не так зовут? – съехидничал он. – Ты тоже свое настоящее имя забыла?

Тут они наконец перестали блокировать проход в библиотеку, вышли на улицу и остановились там, где четверо или пятеро читателей устроили перекур. Тогда Марлен прикрыла глаза и нежным гортанным голосом запела Vor der Kaserne, vor dem grossen Tor, stand eine Lanterne und steht sie noch davor[34].

– С ума сойти, какой у тебя голос… Очень редкий.

Он взял ее под руку и тут же отпустил, сообразив, что делает. И чтобы скрыть замешательство, добавил, выходит, ты говоришь по-немецки.

– Нет, просто повторяю за Дитрих. Я даже не знаю, про что эта песня. Знаю, что про любовь.

– Значит, кое-что ты понимаешь.

– В подробности не вникала. Все песни про любовь похожи друг на друга.

Они помолчали, напряженно глядя в разные стороны.

– Это история о том, как кто-то ждет кого-то у ворот военной казармы, где когда-то всю ночь светил фонарь и, наверное, светит до сих пор. Ты замечательно