– Девочка моя!

– Сеньора! – И, шепотом, напарнику: – Вызови «скорую».

Закатив глаза, Лео летела в черную дыру, затягивающую ее, и повторяла, как литанию к Страждущей Матери, не может быть, снова, только не это… Не может быть, снова, только не это… Она глядела в одну точку, как Скорбящая Дева Мария. И, потеряв связь с реальностью, умолкла.

* * *

Измаил уже полтора дня жил у Марлен Дитрих; с большой изобретательностью она где-то откопала для него нижнее белье, рубашку (слишком просторную) и брюки (узковатые), носки (слишком тоненькие) и ботинки (в самый раз), а в придачу явилась с просьбой: вот тебе тетрадка; записывай в нее все, что вспомнишь. И с вопросом: откуда мне знать, не обманываешь ли ты меня?

– Зачем мне тебя обманывать? Какой в этом прок?

– Чтобы пожить как король.

– Прямо в этой трущобе?

– Слушай, ты, – внезапно взорвалась Марлен, – не нравится – отправляйся на все четыре стороны! – И продолжала сердито: – Дурак чертов со своей трущобой…

– Прости, прости… Я просто нервничаю, и…

– Я тоже нервничаю. Если выясню, что ты меня обманываешь, убью.

– Да пожалуйста. Только я тебе не вру; могу поклясться.

– Я должна тебе верить, что ты спасаешься от страшных людей?

– Думаю, да. А то зачем они меня обманывали и говорили, что я в больнице? Зачем им нужно знать, что произошло? Почему они не обратились в полицию и вообще вели себя не так, как принято после аварии? А вдруг они все это сочинили? Я думал, они полицейские, но сейчас ума не приложу, кто они такие.

– Они тебя еще не забыли.

– В каком смысле?

– Если ты ничего не приврал, сейчас они за тобой охотятся.

– Бовари и Живаго…

– Кто это такие?

– Врачи. Ну или бог знает кто.

– Тогда запиши это в тетрадке.

Измаил коснулся ручкой еще чистого листа раскрытой тетради, лежащей на столе. Но ничего не написал, как будто в забытьи. А может, у него не хватало духу. Она отобрала у него ручку и написала: «Бавари» и «Живага». И подняла голову:

– Это что, как из фильма «Доктор Живаго»?

– Без понятия.

– Если у тебя в памяти всплывают имена, значит ты что-то помнишь.

– Да… Со вчерашнего дня я их, видимо, еще не забыл.

– Ты знаешь, где живешь. Спорим?

– Не знаю, – соврал он.

– Да знаешь, конечно. А с женой поругался.

– Исключено. Я один живу.

– Так я тебе и поверила.

– Один как сыч.

И чтобы перевести разговор на другую тему, сказал, как мне тебя отблагодарить за помощь? И они решили, что поговорят об этом. И что она купит ему недостающую одежду, но только пойдет в магазин вместе с ним, чтобы не ошибиться…

– Прости, что мне нечем тебе отплатить.

– Пока что я рулю, чувак…

– Ну да…

– Пока у меня деньги не кончились.

– А…

– И нам нужно принять решения.

– Послушай: насчет денег…

– Так, решения. – Несколько театральным жестом она указала на него и заявила, давай покончим с этим раз и навсегда: как насчет полиции? Да или нет?

– Мы же договорились, что в полицию не пойдем.

– Тема закрыта; что дальше?

Наступило слегка неловкое молчание. Потом она проговорила вполголоса, я хочу, чтобы ты знал, что я ни в коем случае не собираюсь обращаться в полицию или иметь дело с чем-то на нее похожим. Уяснил? Пойдешь в полицию – забудь, что мы знакомы.

– Но мы же только что решили, что ничего общего с полицией иметь не хотим!

– Кстати, тем лучше для тебя. Ведь если бы тебе только вздумалось сказать мне, что ты собрался в полицию…

– Чего?

– Убила бы на месте. Не знаю, верить ли тебе, но уж насчет того, что ты толком не знаешь, кто ты такой… Такого быть не может. И что не знаешь, куда девал ключи от дома…

Измаил пожал плечами. Поправлять он ее не стал, на всякий случай. Или, может быть, от усталости.

– Как-то я сомневаюсь, что ты совсем ничего не помнишь об аварии, если ты вообще в нее попал.

– Думай что хочешь. Мне врачи сказали, что была авария. Но все, что с этим связано, для меня как в тумане.

– Я бы все помнила, если бы…

– А ты-то откуда знаешь – ты ж никогда не попадала в автокатастрофу.

– А ты-то откуда знаешь… – передразнила его Марлен. – А если окажешься уголовником, ступай на все четыре стороны, я с тобой не знакома, и ты меня забудь.

– Отлично.

– Поклянись.

– Клянусь тебе, Марлен.

– А если ты нормальный парень, потом поможешь мне. На работу меня возьмешь.

– Я не могу нанять…

– Да господи, ну найдешь мне работу, если сможешь.

– О’кей, Марлен. Ты хорошая женщина.

Несколько часов спустя они начали фантазировать:

– А что, если мы съездим на разведку к этой липовой больнице?

– Прекрасная идея; но соваться туда опасно.

– Твою машину они узнать не могут. Да и тебя тоже. А я буду с усами, в темных очках и с поднятым воротником.

– Ну ты загнул! Это же не кино, а жизнь.

– Как-то все это странно, – сказал Измаил.

– Да уж, загадочно, – отозвалась Марлен. – Оп – и потерял память, скажите мне, кто я такой, ради бога…

– Это не совсем так. Просто все, что связано с автокатастрофой, как будто в густом тумане…

– Что-то ты, видимо, хочешь утаить…

Загадочно помолчав, она подошла к нему лицом к лицу, посмотрела ему в глаза и сказала, откуда мне знать, что ты не водишь меня за нос?

– Я?

– Ты.

– Какая мне в этом выгода? Ты что, богачка? Думаешь, украду твои миллионы?

– Еще посмейся.

– Нет, прости, я не хотел… Я тебе очень благодарен за гостеприимство.

– Но не ответил на вопрос.

– Я знаю.

– Ты мне морочишь голову, права я или нет? – настаивала Марлен.

– Нет. И все же… – Последовало молчание, прозвучавшее несколько драматично. – Спасибо тебе большое за…

– Только не говори, что ты меня отблагодаришь, потому что предыдущего чувака, который мне стал нести такую околесицу, я с лестницы спустила.

– Ты представляешь, только хотел сказать.

Два недоверчивых и чужих друг другу человека стояли над почти чистым листом бумаги, на котором до сих пор им удалось написать только… всего ничего: «Бавари» и «Живага».

* * *

Марлен, которую на самом деле звали не Марлен, впервые вышла на улицу в сопровождении Измаила, которого на самом деле, скорее всего, звали Измаилом. Вид у этой пары был незаурядный. Женщина обладала властным взглядом и двигалась решительно. Мужчина, какой-то нервный, худой, практически невидимый,