Воспринимая всю эту пропаганду, вернувшиеся ветераны, которые ощущали себя заслуженными людьми, резонно рассчитывали на особое к себе отношение. Им казалось, что жертвы, принесенные ими ради страны, должны получить достойное послевоенное воздаяние. Однако в официальном дискурсе постоянно подчеркивалось, что особый статус ветеранов влечет за собой и особые обязанности. Фронтовикам предстояло сделаться образцовыми гражданами; и в качестве таковых они не имели времени отдыхать, наслаждаясь плодами своих побед, им рекомендовалось срочно возвращаться к работе, восстанавливать деревни, города, экономику. В системе советских общественных ритуалов новое общественное положение ветеранов напрямую связывалось с продолжением служения государству: «На отеческую заботу о них всего советского народа, советского правительства и лично товарища Сталина каждый демобилизованный ответит подвигами в труде, самоотверженной работой в промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте»[148].

Демобилизационные льготы официально трактовались в качестве вознаграждения за безупречную службу в годы войны и в то же время как щедрый государственный дар, за который придется расплатиться скорейшим возвращением к труду[149]. Правда, мысль о том, что последнюю часть необходимо отработать, бывшие фронтовики нередко пропускали мимо ушей. Исходя из этого, главная задача политработников виделась в том, чтобы «славные солдаты несли высокое призвание гражданина Советского Союза во время мирного и созидательного труда с таким же достоинством, как и во время сражений на передовой, чтобы приумножить честь и мощь своей Родины». Независимо от работы, поручаемой бывшему солдату, он «обязан быть образцом самоотверженности, организованности и дисциплины»; от него ждут, что он «сам будет хорошо работать и вдохновлять других на героические трудовые подвиги». Причем, словно этого было недостаточно, от измученных долгой и жестокой войной бойцов ожидалось также кураторство над кружками военной подготовки, создаваемыми для взращивания новых поколений «защитников Родины»[150]. Самым же главным считалось то, что ветерану предстояло стать «верным помощником местных органов советской власти и страстным агитатором идей партии Ленина-Сталина»[151]. Фронтовики прославлялись в печати и восхвалялись пропагандистами: они задавали ролевые модели. Фактически, этим «Über-ветеранам» не оставалось ничего другого, как немедленно вернуться к гражданской жизни и сразу же начать выполнять и перевыполнять план, мобилизуя советских людей на восстановление и совершенствование социализма[152]. И если первостепенной задачей ветеранов было скорейшее возвращение к труду, то приоритетной задачей местных властей, соответственно, становилось трудоустройство бывших фронтовиков с учетом умений и навыков, приобретенных ими в армии[153].

Таким образом, в пропагандистских усилиях, которыми обставлялась демобилизация, выражались довольно противоречивые смыслы. С одной стороны, признавалось, что ветераны могут за свое служение обществу рассчитывать на материальные и символические блага; с другой стороны, предполагалось, что они не станут кичиться своим специальным статусом или гласно претендовать на какое-то особое отношение. В знаменитой речи, обращенной к женщинам, служившим в вооруженных силах, председатель президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин очень ясно высказал эту мысль: «Не зазнавайтесь на своей будущей практической работе. Не вы говорите о своих заслугах, а пусть люди о вас говорят – это лучше»[154]. Мужчин тоже предостерегали от неуместного высокомерия или избыточной настойчивости. Независимо от пола, ветеранам рекомендовалось быть скромными. Да, они могли рассчитывать на общественное поощрение, но не должны были настаивать на этом: «Воин-победитель, возвращающийся с фронта, может не беспокоиться о своем завтрашнем дне. <…> Труженики советского тыла с распростертыми объятиями примут в свою дружную семью героя вчерашних боев. Важно только, чтобы сам герой держался при этом так, как подобает истинному герою: с достоинством, но без спеси, без излишнего зазнайства, свободно и просто, но с подобающим воспитаннику Красной Армии приличием. Это также нужно разъяснить сейчас всем и каждому, кто демобилизуется из армии»[155].

Власти исходили из того, что официальная интерпретация статуса ветеранов, а также получаемых ими демобилизационных привилегий необходима. Возвращающихся солдат старались с головой погружать в этот дискурс, а агитационная работа с ними сопровождала весь процесс демобилизации от начала и до конца. В идеале агитаторы и офицеры должны были проводить индивидуальные разъяснительные беседы с солдатами, пока те еще находились в подразделениях. В таких беседах следовало рассказывать об их «новых задачах», «сохранении боевых традиций» (имелась в виду героическая история воинских частей), «примерном труде на благо народа». Кроме того, солдатам предписывалось читать лекции на следующие темы: «Забота советского правительства и большевистской партии о воинах Красной Армии», «Помощь и льготы демобилизуемым», «Всегда помни о традициях своего полка», «Что ждет тебя на Родине». Ветеранам, возвращающимся в деревню, вдобавок предстояло изучать решения партии и правительства по сельскохозяйственным вопросам. Лишь после такой подготовки солдата с чистой совестью можно было отправлять домой. Агитаторы и парторги участвовали в церемониях отхода «празднично украшенных» спецпоездов, все вагоны которых рекомендовалось по возможности оснащать радиоточками[156]. По пути следования агитационная работа с солдатами продолжалась: на всех станциях, где останавливались составы, имелись агитпункты[157]. Сразу по приезде, после торжественной встречи, ветеранов ждали новые индивидуальные консультации об их правах и обязанностях, а также о возможности (и необходимости!) трудоустройства[158].

Однако в хаосе и беспорядке реальной советской жизни пропаганда и агитация оказывались не столь вездесущими, как можно было предположить, исходя из рапортов самих пропагандистов или газетных репортажей об их работе. Возвращающиеся солдаты далеко не каждую минуту были погружены в официальный дискурс. Газеты, впрочем, неизменно ценились, и на то имелись свои причины: советская экономика никогда не уделяла должного внимания производству туалетной бумаги или папирос, а пропагандистские материалы очень помогали в замене как одного, так и другого. Некий агитатор, задавший опекаемым им солдатам вопрос о том, удалось ли им почитать свежую газету, получил ответ: «Была одна, да скурили»[159].

Но прежде чем использовать газетную бумагу столь профанным образом, демобилизованные, разумеется, старались извлечь из нее полезную информацию – хотя и не всегда ту, которая виделась желательной с позиций советской пропагандистской машины. Особенно живой интерес ветераны проявляли к статьям, посвященным ожидающим их льготам, а также правилам и условиям их получения. Партийным агитаторам часто задавали вопросы о процедурах, связанных с заменой утраченных военных наград, которые, как известно, позволяли претендовать не только на статус, но и на материальные и финансовые выгоды. Агитаторы, в свою очередь, обращались в издания, с которыми сотрудничали, а те публиковали на своих страницах требуемые разъяснения[160]. Также пропагандисты растолковывали фронтовикам, как конкретно их будут опекать после возвращения в родные места. «Свою первую беседу [в качестве агитатора] я провел в Восточной Пруссии, уже после победы над гитлеровской Германией, когда солдаты