Шрифт:
Закладка:
Сгоревшую чуть ли не до основания спичку, обжигаясь, решили забросить в океан. Чем дальше – тем лучше; уж там-то точно не вспыхнет. И не таких топил свирепый Нептун…
Теперь он здесь. Полон жара и живого огня. Еще есть силы раздуть мировое пожарище, планетарную огненную воздуходувку. Только это погубит всех недругов. Он – уголек, терпеливо тлеющий в надежде на случай вновь воспламениться ярким пламенем. И уж тогда…
Домик в Аяччо… Жаркая Европа… Ледяная Московия… Остров Эльба… Плато Лонгвуд на Святой Елене… Фосфорная спичка. От первой искры до предсмертного уголька…
На плато Лонгвуд он должен умереть. И это теперь ясно как день. Посреди океана не разбежишься. Но даже если и бежать – то куда? И зачем? Если же начинать все сначала, то с кем? Адмирал Вильнев покончил с собой. Бравый Коленкур сложил голову при Бородине; лихого Нея расстреляли. Нет сомнений, те, кто осудил отважного маршала на смерть, не осмелились посмотреть ему в лицо. Дезе, Бессьер, Дюрок… Маршала Брюна убили в Авиньоне, без суда. Лагард, Рамель… Все убиты. Ланну оторвало ноги, бедняга. Бертье… Он выбросился из окна. Или все же маршала выбросили? Мюрата расстреляли, как и Нея, только в Неаполе. Эти полководцы умерли геройски. Такие люди не нуждаются в надгробных речах. Лишь единицы спаслись бегством за границу. Моро, Пишегрю, двуличный Фуше… Нет, этих лучше не вспоминать. Только тех, с кем начинал, воевал и терпел лишения. Но большинства из них уже нет… Выходит, теперь для всех нет и Императора. Для всего мира Бонапарт… просто умер.
При этой мысли по спине забегали противные мурашки. Он неожиданно вздрогнул, испугавшись собственных умозаключений. Рядом, равнодушный ко всему, топчется конь; вот он, настороженно подняв косматую голову и скосив лиловый глаз в сторону спешившегося всадника, встряхнул гривой и лениво заржал. «Даже конь – и тот все понимает, – мелькнуло в голове. – Они делают все, чтобы меня здесь унизить…»
Вдруг захотелось громко выругаться. Крепко, по-корсикански. Британский офицер сопровождения, который прогуливался поодаль, срывая травинки и по-девичьи зарываясь носом в пахучие соцветья, все равно ничего не поймет.
– Parbleu![18] Разрази всех вас гром! – крикнул Бонапарт, почувствовав себя почти как в детстве. – Якорь вам в печень, безмозглые крабы!..
От непонятного крика англичанин, нюхавший цветы, встрепенулся и, ничего не поняв, на всякий случай вскочил в седло. Наверное, подумал, что пленник сейчас убежит… Ну не тупица ли?
Настроение окончательно испортилось. Холодный июльский ветер дул прямо в лицо. Зима здесь особенно неприветлива: дожди, иногда густые туманы; хуже всего – океанский пассат. Ветер на Святой Елене с характером – мокрый, резкий, пронизывающий до самых костей. Такое чувство, что очередной порыв способен вынести из тела закоченевшую душу. И этот ветрище, несомненно, являлся элементом кары.
Итак, для всего мира его нет. Вчерашний Наполеон как бы умер, исчез навсегда. Даже здесь старательно-подчеркнуто пытаются забыть, что он – Император. Есть некий «генерал Бонапарт» – и точка. Уже одним этим ставят Бонапарта на одну линию с этим болваном Лоу и всей союзнической камарильей.
Ну так вот. Можно отнять все, честь – никогда! Он не собирается и не станет играть по правилам, навязанным ему неприятелем. Пусть они выполняют Его правила. Шуты! Это Европа спряталась от него, но никак не наоборот! И не важно, устраивают их Его условия или нет. Вздумали низложить Наполеона Бонапарта – их право. Но чтоб унизить… Игра будет всегда от Императора!
* * *
Лонгвуд – огромное плато в несколько верст, безжалостно продуваемое ветрами. Вокруг скалы, а еще – высота. Дорога от Джеймстауна на вершине упирается в Аларм-хаус, где англичане оборудовали караульное помещение. Тут же сигнальная пушка («alarm gun»). Если двигаться дальше на восток, вскоре перед глазами открывается огромная котловина – так называемая Чаша для пунша дьявола (The Devil Punch Bowl). Именно там, прижатый к плато, когда-то был построен несуразный Лонгвуд-хаус.
Наполеон уже давно все передумал. Что ни говори, но с момента переезда сюда этот «дворец» – Его Лонгвудский Тюильри. Своего рода Французский двор на острове. Не место облагораживает человека, но человек место (тоже фраза Наполеона).
Итак, что в активе? Личный состав немногочислен и пестр. Генерал Анри Гасьен Бертран, его супруга и четверо детей. Адъютант с почти десятилетним стажем. Предан, добр, честен; но главное – его голова наполнена поистине энциклопедическими знаниями и всевозможными сведениями. Блестящий инженер, был губернатором Иллирийских провинций Империи, командовал корпусом, а после гибели Дюрока стал обер-гофмаршалом в Тюильри.
Фанни Бертран (в девичестве Диллон – из тех самых Диллонов, миллиардеров), его жена, утонченная ирландка, приходилась дальней родственницей Жозефине. Этого было достаточно, чтобы Император ее обожал. Несмотря на непривлекательное лицо (вид портил довольно крупный нос на ее милом личике), генерал любил свою супругу, всячески потакая капризнице, что негласно делало Фанни главой семьи.
Тридцатидвухлетний Шарль-Тристан де Монтолон являлся приемным сыном маркиза де Семонвиля. Пробился в близкое окружение Бонапарта благодаря тому, что некогда учился в пансионе вместе с младшими братьями Императора – Жеромом и Луи. Правда, эти сведения – из воспоминаний самого графа де Монтолона, который, как поговаривали, любил прихвастнуть. Зато достоверно известно другое: уже в шестнадцать лет он вступил в ряды французской армии, став адъютантом генерала Ожеро. Однако потом юный адъютант написал рапорт об отставке (о причине этого шага история умалчивает).
Более удачливую «военную карьеру» делает родная сестра Шарля-Тристана – Фелисите, которая после смерти мужа, генерала Жубера, выйдет замуж за генерала Макдональда. Тогда-то в армию и вернется ее брат, на сей раз – под начало своего нового родственника. (Через пять лет службы у Макдональда Монтолон станет полковником.) А дальше вновь придется уйти в отставку. В 1811 году с помощью протекции Эжена Богарне ему удастся попасть сначала в свиту императрицы (был камергером Марии-Луизы), затем и Наполеона.
Будучи французским посланником в Вюрцбурге, неожиданно влюбится в некую Альбину Элен Роже, урожденную де Вассал, двоюродную сестру Жан-Жака Камбасереса, герцога Пармского. Мадам оказалась хороша собой, правда, дважды разведенной. За этот проступок бедняга Монтолон поплатится должностью, но останется верен чувствам, женившись на той, которую полюбил. Ситуацию осложнит тот факт, что прелестная Альбина выскочит за Шарля-Тристана в считаные дни после того, как расстанется со своим швейцарцем – известным финансистом бароном Роже. (Иначе и
