- Ну и напугала же ты нас, Анютка, - сказал он, поцеловав меня в макушку. – Мы ведь тебя двумя деревнями искали. И полицию привлекли, и даже волонтеров.

Я всхлипнула и обняла деда в ответ.

- Сегодня утром нам сказали, чтобы мы готовились к самому худшему, мол, первые трое суток ищут человека, а уже потом – его труп, - продолжил Петр Матвеевич. - Но мы-то верили - ты найдешься живой. Бабушка ночи напролет молила за тебя Бога, а я… Я тоже молил. И делал для тебя подарок. Особенный. Вот, смотри.

Дедушка расстегнул карман своей джинсовой куртки, немного в нем покопался и протянул мне какой-то маленький предмет. Я взяла подарок в руки и едва не уронила его на пол. Это была фигурка медведя – точная деревянная копия, выкрашенная коричневой краской.

- Это – чура, - серьезно сказал Петр Луков. – Я вырезал ее из твоей колоды - той, которую мы нашли в чулане деревенского дома, помнишь? Мой отец верил, что она охранит тебя от беды. Он говорил: чтобы чура обрела силу, ее должен изготовить старейшина рода. А кто сейчас самый старший мужчина нашей семьи, если не я?

Точно. Причем, не просто старший, а единственный. Других мужчин в нашей семье нет.

- Знаешь, я ведь давно не работал с деревом. А тут руки все сделали сами.

- Почему это медведь? – спросила у деда.

- Не знаю, - пожал плечами Луков. – Наверное, потому что он сильный, быстрый, выносливый, умный. Такой защитник точно выручил бы тебя из любой передряги.

Я поднесла оберег к глазам. Похоже, дедушка очень старался, вырезая эту фигурку. Мишка выглядел, как живой – у него была обозначена едва ли не каждая шерстинка, а еще глаза, брови и длинные острые когти.

Я потянулась к деду и поцеловала его в щеку.

- Спасибо.

- Я очень хочу, что эта чура принесла тебе удачу, - серьезно сказал он. – Пока я над ней работал, просил все святые силы на свете, чтобы они вернули тебе домой – живую и невредимую. Надеюсь, этот медведь принял от меня нужный посыл.

Дедушка улыбнулся и снова чмокнул меня в макушку.

***

Из отделения полиции мы сразу же поехали домой. Бабушка хотела сначала заскочить в Красово, чтобы забрать кое-какие оставленные вещи, однако я так бурно и решительно этому воспротивилась, что ей пришлось махнуть рукой на забытые футболки и босоножки.

Мне так живо представилось, что у забора красовского дома нас может поджидать один мой косолапый знакомый, что внутри все похолодело от страха. Нет уж, в деревню я больше ни ногой. По крайней мере, десять ближайших лет точно. Бог с ними, с вещами – в городе у меня полно одежды и обуви. К тому же, дедуля согласился через пару дней съездить в свое родовое гнездо еще раз – за оставленным багажом.

В дороге я попытала осторожно выведать у стариков, получили ли они мое письмо, которое сегодня утром им понес Всеволод. Впрочем, судя по тому, что никто о записке ни разу не упомянул, послание Луковы не видели и ничего о нем не знают. Бабушка с дедом догадку подтвердили – со вчерашнего вечера они находились в Александровке, где располагался штаб искавших меня волонтеров, а потому никакой корреспонденции не получали.

Это обстоятельство пришлось мне по душе – письмо наверняка сбило бы их с толку и вызвало много ненужных вопросов.

Пять следующих дней я провела в квартире своих родных. Около года назад у меня появилась собственное жилье, однако сейчас возвращаться туда совершенно не хотелось. Во-первых, нервное напряжение и долгая прогулка по лесу не прошли даром – в первое же утро после возвращения домой у меня заболело горло, потекли сопли, и поднялась температура. Вызванный на дом участковый терапевт диагностировал ОРВИ и безоговорочно отправил меня на больничный. Выздоравливать в окружении близких людей всегда приятнее, нежели в одиночестве, поэтому я временно поселилась в своей старой детской комнате.

А во-вторых, я просто боялась оставаться одна. Вздрагивала от каждого шороха, хотя это было глупо. Не явится же медведь за мной прямо в эту квартиру? Одно дело удерживать девушку посреди леса и совсем другое – преследовать в большом шумном городе. Собственно, не факт, что Всеволод вообще будет меня искать. Зачем? Это в лесной избушке он был один, а здесь наверняка найдется масса людей, которые не дадут ему заскучать.

Между тем, несколько напрягал тот факт, что мы с Севой можем случайно встретиться на улице, в кафе или в кино. Видеть его не хотелось от слова совсем. При этом успокаивало одно – вряд ли человек его достатка захочет когда-нибудь пообедать в моей любимой недорогой пиццерии или выпить кофе (пусть даже самый чудесный в мире), который варят через дорогу от моей же панельной девятиэтажки.

Несмотря на все мысли и рассуждения, беспокойство не отпускало меня несколько дней. По ночам стали сниться кошмары – сначала жуткий мужчина с медвежьей головой пытался запереть меня в тесной темной комнате, потом я бегала по лесу от странных мохнатых зверей с горящими зелеными глазами…

Так продолжалось до тех пор, пока я не догадалась положить на прикроватную тумбочку свою чуру. Действительно ли маленький деревянный мишка был волшебным, или дело было в противовирусных таблетках, от которых спала высокая температура, а только сон мой с тех пор стал спокоен и безмятежен.

Нервное напряжение тоже постепенно исчезло, и процесс выздоровления пошел гораздо быстрее.

За три дня до выхода на работу я уже была здорова, как лошадь, и спокойна, как удав, а потому с относительно легким сердцем покинула квартиру бабушки и деда и вернулась к себе домой.

Чура теперь все время была со мной. Сначала я таскала ее в сумке или в кармане, а потом, боясь однажды потерять, прицепила к ней прочный темно-коричневый шнурок и стала носить на шее в качестве подвески. Получилось, к слову сказать, очень мило. А моя бабуля и вовсе пришла от этого украшения в восторг.

- Знаешь, много лет назад свекор, Матвей Иванович, говорил мне, что через чуру человека защищают духи его рода, - сказала она, рассматривая мой новый кулон. – И что в опасный жизненный момент их можно вызвать в наш мир, дабы они встали стеной на защиту своего наследника.

- И как это можно сделать? – заинтересовалась я.

- Нужно сказать специальное заклинание.

- Ты его знаешь?