Мне не удалось скрыть улыбку: будто и не покидал родной городишко! Справа шумела ГЭС, перекрывая течение, а слева, подальше, серел мост — разноцветные жучки малолитражек и коробочки автобусов ползали по нему взад-вперед. Хорошо!

«Дома! — мелькнуло в голове. — Почти…»

Большая плоскодонка покачивалась у мостков, зазывая пустыми скамейками. Пассажиров набралось человек пять. Я стал шестым, ступая на гулкое днище и устраиваясь на «козырном» месте в корме.

Лодочник взял с меня три копейки, и оттолкнулся от дощатого причала. Загреб прозрачную воду, загрюкал уключинами, заплескал…

У пристани на том берегу, куда выходила главная парковая аллея, покачивался «катер» — белое суденышко «ПТ-2». В детстве я расшифровывал это сокращение просто и доходчиво — «первомайский теплоход», а вот что реально скрывалось за парой букв, для меня оставалось тайной.

Южный Буг шлепал волнами по борту «катера», и тот теснее прижимался к дебаркадеру, скрипя шинами, вывешенными на манер кранцев. Матрос в синей робе мигом раскрутил канат, швартовавший речной трамвайчик, и утробный рокот разнесся по-над рекой. За кормой «ПТ-2» взбух бурун, толкая судно по обильной воде, а в стеклянной будочке рубки затемнел капитан — он крутил штурвал, шевеля лопатками под обычной футболкой. Даже матрос, что с кормы макал в воду веревочную швабру, не полосатился тельняшкой. Никакого «романтизьму».

«Катер» дочапал до моста и по широкой дуге завернул за Богополь, что клином делил русла Южного Буга и Синюхи, а наша лодка едва одолела стрежень. На постных лицах дядюшек и тетушек, чинно восседавших впереди меня, было написано: «А мы и не торопимся!»

Табаня веслом, лодочник подвел плавсредство к мосткам, скрипя деревом и шурша прошлогодним тростником.

«Приплыли!»

Я сошел на берег последним. Мне было, куда спешить, и к кому, но пусть отстоятся чувства, уймутся мысли. И шаг замедлялся…

Иду — и роскошествую, сибаритствую даже. В голове теснятся замыслы, мне охота врубить, наконец, простаивающую хронокамеру. Детекторы новые подвесить… Эмиттер испытать с наворотами…

А я шествую, будто моцион совершаю — и гоняю стаю идей. Пущай себе вьются, носятся в мурмурациях… Завтра выловлю. А сегодня…

Я безмятежно улыбнулся. Навстречу брели старик со старухой, оба тросточками отстукивали по трещинноватому асфальту, а правнук лихо колесил на трехколесном велике, выписывая круги и восьмерки.

Хорошенькая мамочка одной рукой катила модную коляску, а в другой держала тонкий сборник стихов. По-моему, Ахматовой.

Юная пионерка гордо шествовала впереди, а за нею плелся тонкошеий мальчиш, сгибаясь под грузом двух пухлых портфелей.

Прогулялся мимо сержант-ракетчик, жадно облизывая эскимо. Умчался командированный с мятой рубашке — обеими руками он тискал потертый тубус с чертежами.

Я успокоено вздохнул — всё шло по плану. И никаким полякам, никаким «координаторам» его не поломать. Хотя бы потому, что никто из ныне живущих не может быть в курсе того, насколько изменилась реальность. Для всех настоящее, данное им в ощущениях — единственно сущее, и только я один могу сравнивать нынешнюю жизнь с той, что прожита.

Время вышло.

За пять лет мои микроскопические воздействия разошлись волнами по Азии, Европе и Африке, достигая Америки, накрывая весь земной шар.

Вот только я перестал быть «предиктором» — мое послезнание более неактуально. События, которые запали мне в память, теперь или не произойдут, от слова совсем, или примут иную форму.

Академик Александров получил собственный атомный реактор — и гоняет его на всех режимах. А за академиком бегает целый выводок «духов»-спецов, и думает, соображает, как бы им избежать аварии на ЧАЭС… Гипотетической, конечно! А вы что подумали? Да как вам не ай-я-яй…

А вот академик Глушко впал в депрессию: не видать ему своего супертяжа! Ракета «Раскат», она же «Н-1», последнее «изделие» Королёва, взлетела-таки, выведя на орбиту ТКС «Заря-1». Летчики-космонавты Кубасов, Попов и Рюмин справили новоселье на станции «Салют-7»…

Правда, вот, не знаю, как летом американцы извернутся — станут они «нашу» Олимпиаду бойкотировать или передумают? Не виноватые мы, не запаливали войну в Афгане! Хотя там и без нас жарко — душманы вот-вот сплотятся в «пешаварскую семерку», чтоб всей гопой наброситься на Дауд-Хана.

Впрочем, штатовцы повод отыщут — как та свинья, что грязь найдет…

Остановившись, я глянул на летний кинотеатр «Космос», полюбовался изображением спутника, выложенным красным кирпичом по белому силикатному. Мужички в спецовках шустро готовили «киношку» к открытию, а капитальная дама из горисполкома ревностно приглядывала за бригадой, крепя трудовую дисциплину.

Сюда я бегал на «Фантомаса»… Давно это было. Уже и не понять, когда — то ли десять лет назад, то ли все пятьдесят.

С парковой лестницы свернул направо, к месту прописки. Вошел в гулкий подъезд, пахнувший сырой штукатуркой. Поднялся на лифте. Постучал в дверь…

Глухо толкнулся Настин голос: «Я открою!», и мое лицо обмякло. Дома…

Вторник, 29 апреля. День

США, Вирджиния, Лэнгли

По утрам перед штаб-квартирой ЦРУ разыгрывается одно и то же шумное и бестолковое шоу — четыре тысячи «кадиллаков», «фордов» и разных «тойот» паркуются на громадной стоянке. Сотрудников, что победнее, довозят крупногабаритные автобусы «Блу вэнд».

Машины сигналят, охрана суетится, но постепенно всё устаканивается. «Рыцари плаща и кинжала» пересаживаются с сидений в кресла, чтобы пакостить человечеству за рубежами благословенных Штатов, а к вечеру шоу повторяется на «бис».

Усмехаясь своим мыслям, Джек Даунинг покинул лимузин и по натоптанной тропинке спустился к реке. На пленэре оно поспокойнее…

Потомак нес грязноватую, серо-зеленую влагу, угомонив течение после порогов Грейт-Фоллс, и лишь кое-где порой закручивались мутные водоворотики.

Бертон Гербер поджидал шефа на берегу, подбирая камешки и бездумно швыряя в поток.

— Привет, Берт.

— Здравствуйте, сэр! — удачливый московский резидент живо обернулся, протягивая крепкую ладонь.

Директор ЦРУ вяло пожал его холодные пальцы, и сунул руки обратно в карманы.

— Есть вещи, судить о которых лучше на природе, — заворчал он, оглядывая противоположный берег. — К-хм… Вместо предисловия… Считайте, что вас уже отозвали, Берт. Возглавите советский отдел.

— Отлично, сэр! — Гербер блеснул зубными имплантами, и затянул в позыве любопытства: — А мой сменщик…

— Гарднер «Гас» Хаттуэй.

— М-м… А-а! Ну, да… Удачливый вербовщик.

— Ну, а теперь вы порадуйте меня, — добродушно молвил Джек, стирая с лица брюзгливое выражение. — Ваши люди разобрались, наконец, с этим… с объектом «Новус»? Тьфу ты! С Михаилом Гариным?

— Да, сэр! — бодро отрапортовал резидент.

— Он хоть жив, вообще?

— Жив, сэр! Зимой в него стреляли, но всё обошлось. Сейчас он скрывается в Новосибирске под фамилией Браилов. Живет там, работает… Женился. Совсем недавно вылетал в Минск на конгресс… А дальше… Прямо какой-то голливудский боевик! В прошлый уикэнд «Новуса» похитили польские боевики, вместе с вождем советских коммунистов — Машеровым. Русский спецназ освободил заложников, но мой коллега из Варшавы сумел-таки перехватить Гарина…

— Ага, — забрюзжал Даунинг, — и упустить! Вы просто не представляете, Берти, чего я натерпелся, стоило русским отвести наш «Халибут» в Балтийск! Сенаторы стучали на