Наконец кассиршу оставили в покое и вызвали сторожа, сухопарого, невзрачного, но шустрого старичка с маленькими живыми глазками.

— Виноват я, товарищи милиционеры, — едва переступив порог, начал каяться тот. — Недоглядел... Четыре года подряд караулю, и ничего. А на пятый такая оказия. Что же теперь будет?

— Где вы были, когда обворовывали кассу? — задал вопрос подполковник.

Сторож вздохнул и опустил глаза, затем искоса посмотрел на взломанный сейф и сказал:

— Должно быть, в сельсовете.

Контора колхоза и сельсовет помещались в одном доме.

— В сельсовете тоже есть сейф с деньгами?

— Аж два. У председателя сельсовета и секретаря.

— Тогда почему же вы были не в конторе, а в сельсовете?

— Так мне велено. Вдруг кто-нибудь позвонит, так чтоб был у телефона.

— Вы что, все время были в сельсовете?

— Да нет. С вечера немного ходил по двору, курил, дремал на лавочке под ясенем, потом заглядывал в комнату с телефонами, снова выходил...

— А в контору ни разу не заглянули?

— Как же я загляну, когда на замке она? Разве что через окно. Да это, однако, ничего не даст. Что ночью увидишь? Да и дежурить мне приказано у телефона, — твердил старик.

Турчин, слушая его, думал: «Ты, дед, только и способен на то, чтоб караулить телефон».

— Когда вы в последний раз выходили на улицу?

— Разве я знаю, — пожал плечами сторож. — Должно, перед рассветом...

— И ничего подозрительного не замечали?

— Вроде ничего.

— Вспомните, может, кто-нибудь вертелся возле конторы, выслеживал вас?

— Я такого не заметил. Вечером по дороге проходили люди, проезжали на мотоциклах да на велосипедах, только это дело обыкновенное...

— А чужих, незнакомых среди них не было?

— Черт их разберет, ночь ведь была темная, хоть глаз выколи.

Опять никаких следов. С этим не хотелось мириться, и подполковник снова принимался за сторожа: и так, и сяк подбирался к нему, но ничего интересного узнать не удавалось. Дед лишь признался, что прилег на диване в кабинете секретаря сельсовета и не заметил, как уснул. Проснувшись, вышел во двор и по привычке скользнул взглядом по конторским дверям. Они были заперты, замок висел на месте.

Сотрудники милиции тщательно осмотрели комнату, сейф, замки, двери, особенно двор. Только что там увидишь, если все заасфальтировано и если по нему прошло много людей. Даже розыскная собака не могла напасть на след.

— Надо расспросить людей, — решил Кондратенко. — Преступники не могли ни войти в село, ни выйти из него незамеченными.

— Но ведь и в двух предыдущих случаях следы не обнаружены, — заметил капитан Мамитько.

— Плохо выявляем! У преступников наверняка машина или мотоцикл, в крайнем случае велосипед. Мамитько, вы будете вести поиски в этом направлении.

— Слушаюсь.

— Вы же, Турчин...

Но не успел он дать поручение Турчину, как открылась дверь, и в комнату вошел знакомый сторож. На сей раз он явился в сопровождении еще одного пожилого человека.

— Тут вот у Антимона, — без предисловий начал сторож, — есть подозрение.

— Какое подозрение?

— На воров, известно. Может, они и не воры, кто знает. Тут такое дело, что молчать не след. Так что давай, Антимон, докладай.

Пригласив стариков сесть, подполковник попросил деда со странным именем Антимон рассказать все по порядку.

— Так вот, — кашлянул тот, — чтобы вы знали, я тоже сторож, но на ферме. Скота у нас много, а я один, так должен не спать. Сегодня, перед рассветом, двинулся я на очередной осмотр своих владений. В селе не слыхать ни звука, только кое-где петухи перекликаются, дохожу уже до кузни и вдруг замечаю, что из села идет то ли машина, то ли мотоцикл. Звука, значит, не слыхать, а светит дай бог. Кого же это, думаю, черт несет в такую рань? Стал, значит, я у кузни и дожидаюсь. Метрах в десяти от кузни мотоцикл начал фыркать, сбавлять скорость. Наконец совсем остановился. «Бензин кончился, что ли?» — услыхал я голос. «Не может быть. Я же вечером заправился». «В чем же дело?» «А черт его знает. Надо разобраться». «Поторопитесь». Это, значит, разговор был такой у них. Я присел на корточки и увидел, что у мотоцикла возятся двое. Голоса были мне незнакомы, но должен сказать, что молодых я знаю не всех. Может, кто и из нашего села. Таперича же у нас мотоциклов да машин развелось, куда там... Подошел я к ним, поздоровался. Они, ничего не скажу, ответили, как и полагается. Постоял я, поглядел, как они возятся на ощупь, и предложил вкатить мотоцикл на колхозный двор, под фонарь. «При свете, — говорю им, — легче найтить поломку». А один из парней и отвечает: «Не свет ему нужен, а бензин. Придется пихать его до асфальта, а там у кого-нибудь попросим горючего. Так что спасибо, дед, за заботу». И поволокли свой драндулет к асфальту.

Тут сторож умолк и посмотрел на сотрудников милиции, словно хотел убедиться, произвел ли его рассказ должное впечатление. Все были предельно внимательны, и это ему понравилось. Его лицо приобрело таинственное выражение.

— Что ж вам показалось в них подозрительным? — спросил подполковник.

Сторож будто только и ждал этого вопроса.

— Оченно уж они смахивают на воров, — сразу же ответил он, не понизив голос.

— Чем же именно?

— Сами подумайте, если они не воры, то чего им бежать от меня.

— Разве они убежали?

— То-то и оно, что убежали, отпихнули мотоцикл подальше от кузни, в овражек. Может, видели, когда ехали? Начинается он сразу за житом, глубокий такой... В нем они, значит, и принялись чинить мотоцикл, и не на ощупь, а фонариком себе подсвечивая. Потом завели машину и уехали. Выходит, обманули старика. Был у них бензин.

— Выходит, был, — удовлетворенно улыбнулся Кондратенко.

— Вот видите! — совсем оживился дед. — Не иначе боялись, чтоб я лиц ихних не разглядел, потому и не подсвечивали, и под фонарь не хотели подкатить драндулет.

— Что же, так и остались неопознанными?

— Разве в такой темени что разглядишь?

— А какой у них был мотоцикл — большой или маленький, с коляской или без коляски?

— Без коляски, конечно. А вот к размерам не присматривался. Должно быть, большой, если зараз двоих здоровых мужиков вез, хотя таперича и на