Я разбивала, да.

А Асфоделия? Благовоспитанные маленькие леди не бегают и где ни попадя не лазают.

– Вижу, – согласился Тисон, то ли не заметив, как я умолкла вдруг, то ли не придав обрыву реплики значения.

Я помяла край длинного, аж до пола, рукава платья, наблюдая за Жизель перед нами, с какой совершенной осанкой она идёт, какие изящные, выверенные шаги делает, как держит руки. Масса мелких, неважных на первых взгляд деталей, тысяча мелочей, из которых складывался пресловутый образ благородной леди, и чем дольше я следила за Жизель, за другими избранными, тем отчётливее видела, сколь я на них не похожа. Я ясно ощущала, что не держу спину как должно, что мало-помалу начинаю чуть-чуть сутулится, словно тело Асфоделии на некоем инстинктивном уровне перенимало привычки и недостатки новой хозяйки.

Я ходила иначе – почему-то на фоне трёх девушек, плывущих грациозными лебёдушками, это стало особенно заметно.

Я по привычке пыталась что-то теребить.

Мне мешались дурацкие эти рукава, коих не было на вчерашней ночнушке, длинная, путающаяся под ногами юбка и шлейф, короткий, но в наличии таки имеющийся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И мне, чёрт возьми, хотелось кофе!

Крепкого чёрного кофе с двумя ложками сахара и молоком, как я любила.

Но в престранном этом мире наверняка нет кофе! А если и есть, то точно не в Империи.

Внутренним убранством храм отличался от знакомых мне церквей куда меньше, чем можно ожидать. Просторный прямоугольный зал озарён множеством горящих свечей в круглых подставках, по обе стороны от центрального прохода тянулись рядами длинные деревянные скамейки. Стены, каменные, серые, рассечены узкими окнами, в прохладном воздухе витал слабый аромат благовоний. Народу полно, я впервые увидела столько местных сразу, мужчин и женщин, молодых и пожилых. Кто-то одет скромнее, кто-то более роскошно, но понятно, что все эти люди – придворные, обитатели дворца, о котором я по-прежнему знала до обидного мало.

Как можно владеть хоть чем-то без полезной информации?

Тисон аккуратно подхватил меня под локоток, помогая лавировать среди толпящихся в проходе людей и увлекая уверенно вперёд. Я отметила, как Брендетта заняла одну из передних скамеек, держась со своим рыцарем так, будто его тут вообще не было. Мы прошли мимо и остановились возле первого ряда. Тисон жестом указал на деревянное сидение, и я послушно присела. Повертела головой в попытке понять, не нужно ли подвинуться дальше, давая место другим, и вздрогнула, увидев слева от себя императора.

Сегодня Его императорское величество… как его звать-то? Стефанио вроде?.. был без короны и оттого казался обычным человеком, простым смертным, ничем не отличавшимся от других людей, заполнявших зал. На меня не взглянул, и двигаться дальше не собирался, впрочем, судя по попадавшим в поле моего зрения коленям, двигаться один леший некуда, всё занято.

Вот же ж… зараза!

Я обернулась к Тисону, занявшему место на второй скамье, позади меня, посмотрела максимально возмущённо. Ответный взор спокоен, незамутнённый, словно чистые речные воды, подумаешь, страшную островитянку к правителю подсадили. Ясен пень, ничего случайного в этой якобы случайности нет, но приятного всё равно мало и как-то сразу вспомнилось предупреждение Жизель.

Назначенные рыцари – стражники, назначенные служанки – соглядатаи.

И те, и другие действуют с одобрения и по приказу вышестоящего лица, как оное лицо велит, так они и поступят, никак иначе.

Придворные рассаживались согласно регламенту, занимая лишь те скамейки, которые полагались им по статусу, что очевидно даже человеку, далёкому от реалий жизни при дворе. Брендетта некоронованной королевой сидела на третьей от меня и теперь силилась прожечь во мне дырку взглядом, гневом праведным пылающим. Жизель нашлась на пятой на другой половине зала, Нарциссы вообще не видно, вероятно, её место было где-то на галёрке. И, разумеется, поглядывала на меня не только Брендетта.

Прямо ли, украдкой, сразу взгляд отводя или же позволяя себе задержать его на этакой диковинке, изучить её с любопытством то жадным, то скептичным, то брезгливым, но смотрели все.

Перешёптывались.

Обсуждали.

Какие эпитеты при том использовали – знать не хотелось.

Жуть-то какая.

Никогда не любила, когда на меня таращились в таком количестве, откровенно и с весьма умеренным стеснением, и повышенное внимание посторонних не радовало от слова «совсем». Пришлось отвернуться и сосредоточиться на происходящем на свободном пространстве между первым рядом и стеной с большим круглым окном, забранным витражом. Круг разбит на четыре разноцветных сектора, в каждом замысловатый вензель и под окном деревянный резной диск с теми же знаками, отличающийся от витража разве что отсутствием цвета. Никаких персонифицированных изображений четырёх богов Империи нет, ни картин, ни скульптур, лишь повторяющиеся знаки на медальонах на стенах на длинной стороне зала да раздельных деревянных пластинах ниже большого диска. Машинально потянувшись к собственной шее, я провела кончиками холодных пальцев по коже, пусть умом и понимала, что на мне нет кругляшка сродни тому, что носили монахини и Нарцисса. И когда я в первый раз очнулась в замке Делени, тоже ничего не было. Даже в том состоянии я бы заметила, будь на моей шее подвеска.

Была ли прежде, при настоящей Асфоделии?

Или вера в Четырёх меньше распространена за пределами Империи? Жизель же упоминала, что в прошлом веке её насаждали слишком уж активно, а насильственное привитие чужой религии редко когда до добра доводит.

– Добрыми ли были ваши сны прошедшей ночью, фрайнэ Асфоделия? – неожиданно осведомился император, не поворачивая ко мне головы.

А я вот не смогла удержаться и покосилась на сидящего рядом правителя. Ничего так профиль, гордый, величественный и нос прямой… в самый раз для монет…

– Ну… не знаю, – ответила честно, потому как не помнила, что мне снилось. И добавила поспешно: – Ваше императорское величество.

Женихи точно не снились.

К счастью.

– Здесь, на континенте, считается, что если сон, ниспосланный Аэрином Благословенным в первую ночь на новом месте, был добрым, то и пребывание там будет овеяно удачей, – пояснил Стефанио.