— Здравствуйте! Извините, а правда ли, что император настолько ценил вашу службу, что подарил вам часы? — нахально интересуюсь я.

— Да, императорской лаской не был обделён, — сонно кивает старик. Интересно, он вообще услышал, что именно я спросила? Чёрт бы побрал эту дурацкую музыку, которая так громко играет, что мешает дедуле нормально расслышать мои вопросы!

— Какой позор! На что только не идут молодые девицы, чтобы заполучить богатого мужа, — вполголоса бурчит себе под нос проходящая мимо дородная пожилая дама, но мне сейчас не до неё. Возможно я совсем близко к возвращению домой!

А вот несчастная Сашенька не знает, куда деть глаза, настолько ей неловко от всего происходящего. Крепись, Сашенька, скоро я отправлюсь обратно в двадцать первый век, и не буду тебя позорить.

— Папенька, хорошо ли вы себя чувствуете? — помощь приходит ко мне в виде худощавого русоволосого молодого человека в небесно-голубом фраке, по-видимому, сына старика. У него-то я всё и разузнаю!

— Извините, не могли бы вы меня просветить насчёт вашего батюшки, — спрашиваю я, сделав самое милое выражение лица, на которое только способна.

Молодой человек пару секунд смотрит на меня с большим удивлением, но быстро приходит в себя, и расплывается в приветливой улыбке:

— Мы не были представлены друг другу, поэтому представлюсь сам — Юрий Измайлов, к вашим услугам. А вас как зовут?

— Даша Елецкая, а это моя подруга Сашенька Албышева, — киваю я на бедную девушку, которая не подписывалась на общение с дедулями и случайные знакомства с их сыновьями, поэтому выглядит не очень довольной.

— Значит, Дарья и Александра, — подытоживает Юрий. — Так что вы хотели узнать о моём батюшке?

— Говорят, что ваш батюшка был настолько полезен государству, что удостоился царского подарка. Правда ли это?

— Да, вы совершено правы. Этот подарок с честью хранится у него в кабинете, батюшка настолько его ценит, что даже слугам запрещает к нему прикасаться во время уборки.

— Вот это да! А…

— Позвольте сопроводить вас к маменьке, пока вы как-нибудь ещё себя не опозорили, — шепчет мне на ухо возникший как чёрт из табакерки Владимир. Его мне только сейчас не хватало! У меня тут расследование идёт!

— У меня всё под контролем, не стоит себя утруждать, — пытаюсь увильнуть я, но пафосный княжич непреклонен.

— Пока мой старший брат не прибыл в Москву, вы под моей ответственностью. Поэтому извольте оставить незнакомых людей в покое, — Владимир разворачивается к Юрию, представляется ему, извиняется за прерванную беседу и сообщает, что вынужден похитить меня для танца. На лице Юрия отражается разочарование, кажется, беседа о царских подарках его забавляла.

Точно, сейчас же первый танец будет, музыка сменилась на одну из тех, под которую Павел Аркадьевич бессердечно истязал меня на этой неделе. Припоминаю танцы, которым он меня учил, какой же из них сейчас будет? Вальс? Мазурка? Котильон? Точняк, бал должен начаться со странного танца под названием «полонез», усилия несчастного учителя, сутки напролёт пытавшего меня разными «па», не прошли даром.

— Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на танец, — поняв, что просто так отвести меня к маменьке не получится, Владимир идёт на крайние и, наверное, не очень приятные для себя меры.

— Чем обязана такой чести? — ехидно интересуюсь я, подавая Владимиру левую руку. Искоса вижу, что Юрий приглашает на танец Сашеньку, она соглашается, и её хмурое выражение лица сменяется самой очаровательной улыбкой.

— Беспокоюсь, что, танцуя с кем-то другим, вы наступите ему на ногу, и позорите нашу семью. Ведь к моему величайшему сожалению, совсем скоро вы станете её частью, — парирует надменный княжич, закладывая левую руку за спину, как и полагается кавалеру, танцующему полонез.

— Ах, вон оно что, — насмешливо вздыхаю я. — А я-то думала, что вы и правда планировали получить удовольствие от танца со мной.

— Никак не дождусь момента, когда нужно будет обмениваться партнёрами, — Владимир ловко встраивает нас в строй открывающих бал пар следом за Юрием и Сашенькой. — Вот тогда у меня точно появится шанс насладиться полонезом.

— У меня тоже, — довольно ухмыляюсь я.

— Дарья, вы, право, как будто совсем недавно узнали о существовании танцев, — морщится Владимир, когда я случайно наступаю ему на ногу.

— Так и есть, чуть больше недели назад узнала, — честно признаюсь я. — Лучше бы конечно, вообще не узнавала, такое себе удовольствие, — я чинно вышагиваю следом за Сашенькой, стараясь не сильно косячить, и больше не наступать Владимиру на ногу — хватит с него и одного раза.

По завершению первого танца Сашеньку сразу же приглашают на второй, а меня Владимир сдаёт из рук в руки названой маменьке, увлечённо обсуждающей что-то с бароном, баронессой и Алексеем Петровичем.

— Дашенька, а вот и ты, да ещё и в такой прекрасной компании, — радушно улыбается Марья Ильинична. — Пойдём, представим тебя батюшке Владимира.

Я нехотя плетусь за названой маменькой, названым папенькой, бароном и баронессой, с завистью поглядывая в сторону столов, за которыми господа играют в штосс и преферанс. Эх, не судьба мне составить им компанию — незадолго до поездки на бал маменька взяла с меня клятвенное обещание не притрагиваться к картам и никому не говорить, что я вообще умею в них играть. С моего названого папеньки, кстати, тоже было взято обещание не играть, поэтому бедняга, как и я, изредка бросает грустные взгляды в сторону картёжников.

— Князь, позвольте представить вам мою дочь Дарью Алексеевну, — восторженно восклицает маменька, когда мы подходим к креслам, на которых в компании нескольких господ помоложе восседает грозного вида седовласый старец, по-видимому, то самый отец Владимира и моего спешащего из Турции жениха.

Я приседаю в почтительном реверансе, старый князь одаривает меня лёгкой полуулыбкой и тут же забывает о моём существовании, завязав с папенькой и бароном беседу о политике, по-видимому, уже начатую когда-то ранее. Господа, сидевшие на соседних креслах, поднимаются, уступая места нам с маменькой и баронессой, и отправляются к игорным столам. Мы усаживаем свои пятые точки на мягкие подушки и прислушиваемся к разговору — я с любопытством, а маменька и баронесса с нескрываемой скукой.

— Военный гений Наполеона не поддаётся пониманию простого человеческого ума, — разгорячённо выдаёт мой папенька. Немудрено, что он проигрался в карты, с таким-то энтузиазмом в ведении обычных светских бесед! Не замечала за ним дома такого, наверное, нужных собеседников поблизости не находилось.

— Позвольте, Алексей Петрович, неужели наши скромные умы совсем не способны внять его величию? — подкалывает папеньку барон.

Так, если папенька восторгается Наполеоном, значит война ещё нескоро. Во всяком