«В рощице ложится на землю нежная пыльца, падающая с цветов крепкого красолиста, закрывая на песке царапины, рожденные появившимися в устье раковинами.

«Живую неизлечимую боль, порожденную подобными карпам глазами на светлом лице, похожем на полную луну, исцеляют нежные груди с рассеянными на них пятнышками.

«Целомудренная красавица стоит под сохнущей рыбой, отгоняя прочь птиц; она держит в руке душистый жасмин, вокруг которого жужжит множество пчел.

«Я не знал, что в эту рощу с благоухающими цветами пришла наводящая чары богиня, — увы, если бы я знал, я не пришел бы сюда.

«Жестокий бог смерти с большими глазами, подобными смертоносной пике, принял облик рыбачки неотразимой красоты. Посреди рыбачьего селения она стоит во дворе, где сушится рыба, и держит в руке цветок*. Я не знал, что бог смерти живет в этой прохладной рощице, омываемой волнами: если бы я знал, я не пришел бы сюда.

«Вы не видите луну-красавицу с лицом, на котором нарисованы цветы — глаза, лук, словно брови, черное облако, словно волосы, и другие черты Камы, вызывающего терзания любви. Вы не видите луны — так она же живет в этом небольшом рыбачьем селении. Она сошла с небес, боясь быть проглоченной демоном Раху.

«Не видите жестокого Бога смерти с глазами, подобными смертоносному копью с кровавыми пятнами, когда шумят раковины, приносимые морем?

«Вы не видите жестокого Бога смерти — так вот же он в образе нежной и полной естественности девушки живущей в небольшом селении рыбаков.

«Вы не видите наводящую чары богиню, отгоняющую прочь птиц от побелевших высохших рыб и вызывающую страдания в тех, кто лишь взглянул на нее? Вы не видите богиню? Так она же приняла облик красавицы с мягкими густыми волосами в этой рощице, наполненной благоухающими цветами.

«Стоит в песке, испускающем благоухание ароматных цветов, красавица с безупречной кроткой речью, красивой упругой юной грудью, с лицом, подобным полной луне, парой бровей, подобных луку, талией, подобной стремительной молнии, и другими прелестями, рождающими страдание.

«В дивном благоухающем песке в прелестной бухте, по которой катятся волны, в рощице, покрытой кустами с красивыми ароматными цветами, стоит красавица с вьющимися благоухающими локонами, с прекрасным луноподобным ликом, с парой карповидиых глаз и другими прелестями, рождающими страдание.

В благоухающем саду в бухте, где рождаются раковны в уединенном уголке, полном цветущих душистых цветов, стоит юная красавица с девственными зубками, напоминающими молодые побеги, с лицом, подобным полной луне, с грудями девушки и другими прелестями, вызывающими страдание.

«Твой отец и старшие братья живут тем, что отправляются в море и губят жизнь рыб, которых ловят, а ты живешь тем, что входишь в тело и убиваешь душу. Смотри же, как бы тяжесть твоих горячих грудей, обладающих непобедимой силой, не сломила хрупкой твоей талии.

«Твой отец убивает живую рыбу сетью с растягивающимися отверстиями — и ты убиваешь живые души сетями своих больших глаз; смотри же, своими грудями, утяжеленными гирляндой сверкающего жемчуга, не сокруши свою хрупкую и нежную талию.

«Твой отец и старшие братья живут тем, что выходят в море на стремительных лодках и убивают живую рыбу, — и ты также убиваешь живые души своими изогнутыми бровями; узри же свое величие и несчастье других и смотри, как бы под тяжестью твоих грудей не переломилась слабая, нежная маленькая талия.

«Красноватые глаза красавицы, толкущей белые жемчужины коралловым пестом, — не лотосы; красноватые глаза красавицы, толкущей белые жемчужины, — жестоки, жестоки.

«О, слишком жестоки красноватые глаза красавицы, статная походка которой заставляет лебедей, плавающих по волнам, полным рыбою, — с завистью укрыться в тени красолиста[42]; красноватые глаза красавицы, походка которой заставляет лебедей укрыться от зависти, — это сам бог смерти, сам бог смерти.

«Красноватые глаза красавицы, что держит в руке полный сладкого нектара голубой цветок, отгоняя птиц от сохнущей рыбы, не цветы белой акации; красноватые глаза красавицы, прогоняющей птиц от рыбы, — жгут, жгут.

«Грациозные лебеди не смогут воспроизвести твою статную походку; грациозные лебеди не смогут воспроизвести твою статную походку и, завидуя, держатся позади и вдалеке от красавицы, своей походкой победившей жителей этого мира».

Ланеглазая Мадави, слушая эти лесные напевы, решила, что в груди Ковалана родилось влечение к другим женщинам. С притворной досадой, что бывает после сладостных объятий, она взяла ви́ну и начала петь лесные напевы, делая вид, что в груди у нее родилось желание любить другого. Она пела с грустью под музыку лютни, и сама богиня земли с наслаждением внимала ей:

«О славься, Кавери! Ты течешь, открыв свои большее карповидные глаза, надев наряд из жемчужных цветов и по обоим твоим берегам взволнованно жужжат пчелы. О славься, Кавери! Я всегда знала, что твои живые словно карпы, глаза вздыхают по твоему возлюбленному с несгибаемым справедливым скипетром[43].

«О славься, Кавери! Ты течешь близ пробуждающих желание бутонов, в то время как по твоим цветущим рощам, наполненным песнями птиц, важно выступают павлины.

«О живи, Кавери; то, что ты течешь близ пробуждающих желание бутонов, — я знала всегда, — объясняется добродетелями твоего возлюбленного с его пугающей недоступностью.

«О славься, Кавери: страна твоего возлюбленного — дитя, которое ты взращиваешь, как мать. Твоя великая неистощимая помощь не прекратится.

«О живи, Кавери: твоя великая неистощимая помощь объясняется милостью справедливого солнца, вращающего оберегающую все живое чакру.

«Напрасно ты приходишь сюда, словно бог любви, и предлагаешь в дар жемчуг, который не столь бел, как жемчужные зубы нашей луноликой красавицы.

«Наш город Пукар, словно торговец, продает белый сверкающий жемчуг, даруемый бурлящим мором, и получает цветущие гирлянды в наполненных ароматом приморских рощах.

«О мы, наивные женщины! Как могли мы знать, покоясь в сладких объятиях богатого возлюбленного, что роскошные браслеты на красивых руках наивных красавец будут спадать[44] от тоски по возлюбленному, ушедшему от нас и уже тайно женившемуся.

«О наш город Пукар, где вокруг амбаля жужжат пчелы, приняв за полную луну и звезды лебедя и распустившиеся пышные цветы красолиста!

«О как мы могли знать, покоясь в объятиях возлюбленного, угощение которого пронзает того, кто его принимает, что моей госпоже[45] будет оставлена неизлечимая сердечная боль? О наш город Пукар, по морскому берегу которого бродят красавицы; морские волны смыли их игрушечные домики. Они загребают рукой песок, и из глаз, взгляд которых некогда пронзал, словно копье, по луноподобному лицу катятся грустные слезы.

«Увидев краба, играющего со своей любимой подругой, увидев и меня в наполненном цветами саду, принц прибрежных мест охладел ко мне и умчался от меня