Не скажу, что мы сильно напугали его. Нет! Он, наверное, не ожидал нашего появления и, стараясь, чтобы его впоследствии не узнали, закрыл лицо руками и бросился бежать через чужое картофельное поле. Я вздохнул с облегчением. Все-таки не пришлось палкой махать, да и что бы я против него сделал? Да ему моя палка нипочем! Ну, сломал бы я ее о его спину, а дальше? Что было бы дальше? Сестра? Возможно, и она сыграла бы здесь не последнюю роль, но все же не ключевую.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мы внесли бабушку в избу, но, похоже, многовато. Что нам теперь было делать, неизвестно, но за помощью нужно идти это точно. Сходил. Привел. Началось такое, чего нельзя увидеть и в фильмах: двое из местного населения сообщили, что в деревне орудует банда вымогателей, Прохор Захаренко съездил за председателем, а Михалыч, самый ближайший сосед, сбегал за Петровичем и послал того за милицией. В общем, всполошили всех, кого только можно.

До приезда скорой (сам председатель за ней поехал) некоторые местные целители занялись врачеванием, хотя врачевать особо было нечего — пара синяков и ссадин, ну, если не считать моральное состояние.

Через полчаса приехала скорая с милицией, за которой следовал Петрович.

Как оказалось, у Варвары Ивановны повреждена голова, проще говоря, сотрясение мозга, а я-то думал, что все обойдется. Да это и понятно! Нашей прабабке за девятый десяток перевалило и поэтому неудивительно, что все закончилось так плачевно. Милиция тоже меня порадовала. Оказывается, тот мой башмак, что они нашли в прошлый раз, их эксперты определили как вещь, оставленную налетчиками в тот момент, когда появился я. Видимо, они кроме дедушки не ожидали здесь встретить никого и при попытки скрыться, похоже за что-то зацепились и потеряли ботинок, а возвращаться уже было поздно. Их смущало только одно — почему он оказался сгнившим и почти сразу же развалился на части.

Председатель ходил, раздавал советы и указания, а когда все закончилось, сел в свою машину и уехал.

Вот мы и остались с сестрой одни. К нам больше никто не приходил, и даже самые ближайшие соседи, которые было остались, вдруг вспомнили о неотложных делах и поспешно разошлись. Сестра совсем затосковала и чуть не расплакалась. Хорошо, что рядом я оказался. Помочь-то ей мне было нечем, но вот утешить я утешил, сославшись на лучшие времена.

Ночь прошла достаточно спокойно, и даже сестренка быстро уснула, позабыв обо всех шевелящихся и копошащихся на потолке существах.

Наутро приехали родители и были просто ошеломлены такими событиями. «Нужно срочно предпринимать какие-нибудь меры!» — говорили они. Но какие? Что можно сделать такое, чтобы отгородиться прочным забором от всех неприятностей и напастей? Почему все это свалилось именно на наши головы? Чем мы лучше или хуже других? Неужели нам так никто толком ничего и не объяснит, не ответит на вопросы? А как все-таки хотелось бы услышать правду!

Что-то страшное творилось с наше семьей. Родители уже не знали, что делать. Что же касается нас с сестрой, то мы были в полном тупике и ничего толком не понимали. Кому это все было нужно? Кому? Земля? Если это было в действительности так, то кто-то рассчитывал на цепную реакцию: убив одного, они надеялись, что шок распространится и на других. В общем, произошло так, как они и ожидали. Через три дня, не приходя в сознание, скончалась наша бабушка — Лизавета Матвеевна. Она на прощание так и не смогла увидеть нас — ее внуков, а ведь так часто говорила об этом.

У нас действительно был шок. Вся наша жизнь перевернулась, и все из-за чего? Из-за кого-то, кто ставит себя выше над другими, кто пытается быть самым первым и подмять под себя остальных.

— Мы что, больше никогда-никогда сюда не приедем? — спросила как-то сестра.

Да, действительно, отец вскоре получил сообщение из города, от одного юридического лица, который разбирал наше дело, в котором четко и ясно говорилось о том, что земля, на которой стоит наша ветхая изба, принадлежит не нам, а предкам Прохора Захаренко. Это было достаточно давно и многие об этом уже забыли, но в юридических делах это все-таки осталось.

Я не знал, как объяснить сестре, что мы должны покинуть это некогда великолепное место.

— К сожалению, мы не сможем сюда вернуться. Это уже зависит не от нас.

— А от кого? — не понимала она.

— Не от нас… не от нас!

— А от кого же?

— Пойдем лучше в лес!

И мы гуляли. Просто бродили по березняку и думали о своем. Я прощался с деревьями, со всем, что было здесь и что придется бросить. Все время пытался услышать птиц, но они не издавали ни единого звука. Их вообще не было. Сестра о чем-то думала, разговаривала мало, и нельзя было узнать, что творилось в ней самой, но по глазам многое угадывалось.

Мы несколько раз останавливались и осматривались. Первый раз это произошло у моей хижины, потом на крохотной полянке, где я обычно загорал, и, наконец, последняя остановка была сделана уже почти у самого выхода из леса.

Я провел рукой по шершавой коре дерева, поднял с земли ярко желтый лист и покрутил его в руке. Грусть накатила со всех сторон и стала давить. Мне не удавалось отвлечься, и поэтому все предыдущие моменты пронеслись с такой ясностью, что я еще раз ощутил боль, горечь и разочарование в жизни, в этом бездушном мире, в котором я так сильно ошибался. Оно пришло слишком рано. Я не хотел видеть его в таком свете, но это произошло, и чувства подмяли меня под себя. Они вспыхивали яркими пятнами, и я чуть не потерял сознание.

Появившийся за предельно короткий срок мир… мир смерти… жадности… жестокости… никогда не будет мною забыт, он всегда останется при мне, на всю жизнь.

Я качнулся в сторону, но удержался за березу.

— Тебе плохо? — хлопая испуганными глазами, подбежала девочка и поддержала меня.

Я собрался с мыслями, попытался расслабиться и взять себя в руки. Не нужно было поддаваться страху. Именно он заправляет чувствами внутри, когда человек ощущает полное отчаяние от всего.

— Я в порядке! — попытался я ее успокоить, но она не охотно этому поверила.

— Ты бледный.

— Нет, это просто свет так падает.

Похоронили прабабушку на деревенском кладбище. На этом присутствовала вся деревня. Они приносили соболезнования и искренно недоумевали о том, что