А Тимуру нравился дождь. Зубы сжались от холода. Не то, чтобы он как-то особенно привязался к Марьяне. Но эта новость попахивала предательством. В квартире Марьяны у Тимура полка с книгами — её больше не будет. Клён за окном, он так и останется стоять там, но Тимур не сможет также любоваться им из окна. Он вообще не сможет пойти в тот район. Этот островок жизни — вырезан. Навсегда.

Куда он пойдёт на выходных? Он останется здесь. В квадрате этого забора. С этими людьми. Дома у Марьяны он почувствовал уют. Здесь он почти все время чувствует опасность. Игра в вышибалу. Ты один, а их — шесть. Вас трое, а их — весь класс.

Опасность закончится ночью? Вспомни об этом, когда они перевёрнут твою кровать — вместе с тобой. Когда украдут у тебя ножик или прибьют туфли гвоздями к полу. Когда белые кеды станут чёрными от гуталина. Когда сумка с вещами окажется изорванной и грязной от того, что ею играли в футбол. Их фантазия безгранична. Каждый день что-нибудь новенькое. Чем больнее тебе, тем приятнее им. Пойти жаловаться? Кому? Воспитатели все видят. Эти суки всё знают и отводят взгляд. Да и что толку? Что они могут изменить? Наступит ночь, старшие разойдутся по домам и всё начнётся по новой.

Металлический привкус на губах. Если Тимура сейчас кто-то тронет, он взорвётся.

…а потом стало как-то легче. Стало наплевать. На всё. Абсолютно на всё. Он больше никогда не видел их. Ни Марьяну, ни Валеру, ни малыша Марика, ни своей комнаты, ни игрушек.

*

Сразу видно, что выходной день. Комплекс опустел. Первым делом Тимур направился к Полине. Несколько раз стучался в дверь — тишина. На звонки она не отвечала.

Пошёл к себе. Очень хотелось принять душ, запах костра въелся в волосы. Открыл дверь в номер, прошёл по коридору и замер. Да, ключ в руке… Но Тимур абсолютно не помнил, как воспользовался им. То ли задумался, то ли исчезновение Полины сбило его с толку, но он не заметил, как открыл свою дверь. Точно ли он вставлял ключ в замок или она уже была открыта?

Постучался к Химику. Ну, хоть этот на месте.

— Здоров! Полину не видел?

— Туда пошла. — Химик кивнул в направлении заброшенной части НИИ. Вид у него был помятый. — Чего вы там? Нашли что-нибудь?

— Вроде того. Она одна пошла? Или со своим отмороженным?

— Одна. Стаса я не видел.

— А давно?

— Утром. Часа три назад. Так что там у вас?

— Давай мы с ней вернёмся и все расскажем.

— Лады.

*

Тимур принял душ и оделся в свежее. Заскочил в столовую, набрал бутербродов и пошёл к Полине.

Он представлял, как расскажет о родителях, пусть и то немногое, что узнал от Михал Юрича, как покажет их фотографии. Наверняка у Юрича есть ещё фото или какие-нибудь материалы. Надо их познакомить, надо чтобы Полина тоже услышала всё это.

А главное — сообщить ей о том, что отец уже открыл формулу двадцать лет назад! Показать ей то самое место в тетради, где он зашифровал её.

Тимур заскочил в окно старого корпуса, прошёл по коридору и спустился на нижний этаж. Странно, но в лаборатории Полины не оказалось.

— Полина! — он почувствовал какой-то странный озноб — Поля!

Нет, никого нет. Тишина в пустых коридорах. Куда она могла деться? Может, уехала домой на выходные? Если так, то он пойдёт к Михал Юричу? Сбоку шорох. Что там? Тимур хотел повернуться, но не успел. Удар, звон в висках и серый фон, как помехи на экране телевизора.

*

Я выдохнул и больше не мог вдохнуть. Тонкие кружева чёрного платья. Ты шла вниз по ступенькам. Солнечный свет пробивался сквозь твои волосы, слепил глаза.

Возможно ли влюбиться в человека с первого взгляда? Когда-то я бы ответил, что не знаю. А теперь именно эта первая картинка возникает перед моими глазами.

Ты прошла мимо и улыбнулась мне. А я, наверное, выглядел очень глупо, потому что не мог выдавить из себя ни слова. Кажется, в тот момент я сделал первый вдох. Подари мне один день.

Мы очень быстро и легко подружились. Ты познакомила меня со своими друзьями.

— Приезжай, будет весело — сказала ты. Тогда я впервые почувствовал, что не могу сопротивляться.

По выходным мы собирались в старом парке у пруда, разводили костёр, жарили сосиски, играли на гитаре. Я смотрел в огонь и чувствовал себя счастливым. Иногда ты сидела рядом — и этого было достаточно. Я ни с кем столько не шутил, не смеялся. Настроение поднималось от одной мысли, что снова увижу тебя.

Подари мне один день. Он будет особенным. Белое платье в лучах вечернего солнца. Ты улыбаешься, стоишь рядом, и я чувствую себя абсолютно счастливым.

Я выдохнул и больше не смог вдохнуть. Все, что нам нужно было тогда — поговорить. Все вокруг окрасилось серым. Просто спокойно проговорить обо всем. И мы бы пошли дальше. Мы бы смогли…

*

— А-а-а, наш герой проснулся? Как самочувствие, молодой человек? — Тарасенко встал перед Тимуром и с усмешкой заглянул ему в глаза.

Голова раскалывалась. Острая пульсирующая боль в левом виске. Запястья тесно пережаты. Открыл глаза, резануло светом. Но смотреть надо, видеть — надо! Он сидит в каком-то кресле, наподобие стоматологического. Руки привязаны к подлокотникам верёвками.

— Что? Голова болит? Ну, прости, дорогой, иначе нельзя было. А мы ведь тебя уже заждались. — приговаривал Тарасенко.

Полина сидела напротив Тимура в таком же кресле. Глаза заплаканные, под правой бровью ссадина, на руках верёвки. На столе рядом с ней развороченный рюкзак и тетрадь. Синяя тетрадь с формулой.

— Ты как? — прохрипел он Полине. Кровь на уголках его губ запеклась и липла.

— Нормально она! — рявкнул Тарасенко. Но тут же сменил крик на мурлыкающий голос — Не переживайте, молодой человек.

Он поставил перед Тимуром столик для медицинских инструментов. Сверху положил шахматную доску и начал раскладывать фигуры.

— Мы сейчас с Вами поиграем…

— Ни во что я с тобой играть не буду!

Тарасенко качнул головой, поднял глаза на Тимура.

— Хм… Боюсь, выбор у Вас не велик.

Он открыл металлический чемоданчик и достал шприц. Положил его на столик рядом с шахматной доской.

— Что это?

— Сыворотка. Та самая сыворотка, над которой работает вся наша махина. И ты будешь играть.