— Гигиническая помада, — сказала она, как будто это все объясняло. Затем пошарила между своих грудей и вытащила тюбик помады. — У меня нет сумочки и карманов в штанах. А в куртке вместо карманов огромные дыры.

Она намазала губы бальзамом с запахом меда.

— Что еще у тебя там? — Шон чувствовал соблазн посмотреть самому.

— Телефон, который Джимми мне купил. — Она засунула желтый тюбик обратно под рубашку. — Не пугайся, если услышишь «Сумасшедший поезд» из моего лифчика. Это мой рингтон. Он казался подходящим. — Она забралась в машину и добавила: — Спасибо за то, что разрешил составить тебе компанию. Я не буду мешать. Обещаю.

И она нарушила это обещание еще до того, как Шон выехал с парковки.

— Можем мы остановиться где-нибудь, чтобы я могла купить несколько бутылок воды?

— Я думал, ты не будешь мешать.

Они остановились у магазина, где Лекси повесила на руку синюю пластиковую корзину и положила туда две бутылки воды, упаковку крендельков, мятные леденцы, тушь и мазь от прыщей.

— Спасибо, Шон. — Она улыбнулась, когда они отъезжали от магазина. — Теперь я не доставлю тебе никаких сложностей.

Шон сомневался в этом. От макушки «рыбной» шляпы до подошв уродливых сапог Лекси Ковальски была одной сплошной сложностью. Такой, которую… «Все на борт!» — заорал Оззи Осборн из буферов Лекси. Шон случайно дернул руль и едва не съехал с дороги. Оззи смеялся как лунатик, когда Лекси полезла под рубашку. «Я, я, я, я…»

Лекси вытащила телефон и посмотрела на него, прежде чем ответить.

— Привет, Мари. Да? Джимми дал тебе этот номер? — Она послушала несколько секунд, потом сказала: — Сэндспит, Британская Колумбия. — Последовала краткая пауза, затем она медленно сказала: — Сэндспит… Британская Колумбия… Нет. Сэнд… спит. — Она произнесла название по буквам, затем засмеялась: — Я знаю, так?

Шон выехал на двухполосную дорогу и вычислил по одностороннему разговору, что на другом конце линии находился водитель клоунской серебристой машинки. Лекси почесала голову под «рыбной» шляпой.

— Я буду дома послезавтра, — сказала она, когда Шон свернул на гравийную дорожку. — Заходи, и мы откроем бутылочку вина и закажем еду навынос… Ладно. Тоже люблю тебя. Она закончила разговор, и телефон вернулся обратно под рубашку. Затем Лекси обхватила свои груди и поправила.

— Ты в порядке?

— Да. — Она приподняла одну, потом вторую.

Шон заставил себя отвести взгляд от ее рубашки, пока объезжал старый дом, который когда-то был главным приютом КОА. Он остановился и посмотрел на Лекси, которая поправила грудь в последний раз.

— Помощь нужна?

Лекси взглянула на него, моргнула, как будто забыла, что не одна, потом сказала:

— Я справилась.

— Что у тебя там, кроме телефона и гигиенической помады? — И больших буферов.

— Парочка канадских долларов, несколько десяток. — Она опустила руки. — Мое водительское удостоверение и ключ от номера.

Деньги и ключ от номера.

— А фонаря, как у Мэри Поппинс, у тебя там нет?

— Хотелось бы мне иметь волшебный чемодан вот прямо сейчас. — Лекси не стала ждать, пока Шон подойдет, чтобы открыть ей дверцу. — Я бы вытащила оттуда мою косметичку, хороший шампунь и черную клоше. — Шон понятия не имел, что такое клоше, и не думал, что хочет это узнать. — И нижнее белье.

А вот о нижнем белье он кое-что знал. Особенно обо всех этих кружевных штучках, которые носили модели из «Виктории Сикрет».

Шаги Лекси по снегу и гравию казались непривычно громкими, когда она шла за Шоном к черному входу. Он подумал, должен ли рассказать ей о своей матери. Дать несколько коротких предупреждений. Но как он мог объяснить Джеральдину Браун? В прошлом Шон пытался, но люди обычно не верили, когда он говорил, что болезни его матери — просто актерская игра. Что она находится на смертном одре, по крайней мере, дважды в год. Это звучало ненормально, потому что и было ненормально. Если Шон говорил об этом, люди начинали и его считать ненормальным. Или так, или жестокосердным сукиным сыном, который не заботится о своей умирающей матери.

Дверь скрипнула, когда Шон открыл ее, Лекси зашла за ним в дом. И Шон тут же вспомнил, почему перестал приводить друзей домой еще в двенадцатилетнем возрасте. Пузырьки с таблетками и уйма лекарств, отпускаемых без рецепта, занимали почти всю столешницу. И прямо как когда он был ребенком, шею и лицо залил жар.

— Шон?

Он остановился в центре маленькой кухни, пока так хорошо знакомый жар обжигал ему желудок. В детстве у него была самая постыдная мать в доме, или в школе, или среди сидевших на трибунах.

— Это ты? Ты вернулся?

Вдохновением для последней болезни стало посещение медицинской клиники, где медсестра посоветовала матери сдать глюкозотолерантный тест на панкреатит.

— А ты ждала еще кого-то?

Шесть месяцев назад мать пошла к доктору по поводу чешущегося глаза, а покинула кабинет, находясь на краю могилы. Снова. В тот раз в ее дверь постучала ангина, и мать, конечно же, открыла.

Шон зашел в гостиную и в некотором роде почувствовал облегчение, увидев, что мать лежит на раскладном кресле, укрытая одним из пестрых афганских пледов, которые она всегда вязала. У нее на голове была эласто-гелевая черепная шапочка, закрепленная

лейкопластырем на шее. Шон купил матери охлаждающий головной убор, когда у нее был «менингит». Какое отношение этот предмет имел к панкреатиту, оставалось загадкой. Которую Шон не собирался разгадывать.

— Я привел гостя, — сказал он, оглянувшись на Лекси. — Мама, это Лекси Ковальски. — Он не мог решить, какой головной убор выглядит глупее: «рыбная» шляпа или черепная шапочка. — Лекси, это моя мать, Джеральдина Браун.

Лекси обошла Шона и подошла к дивану.

— Так приятно познакомиться с вами, миссис Браун. — Она действительно взяла его мать за руку и похлопала по ладони.

Джеральдина повернула голову, изучая Лекси.

— Ты не местная.

— Нет. Я живу в Сиэтле.

— Что ж, Шон. — Мать перевела взгляд с лица Лекси на лицо сына. — Ты не говорил мне, что приведешь… особенного друга?

Лекси не была никем особенным.

— Сюрприз.

— Так и есть.

Лекси отпустила руку его матери, и Шон почти уверился, что та узнала невесту из «Давай поженимся!». Джеральдина Браун смотрела телевизор в режиме нон-стоп, а Лекси была горячей новостью. Его мать ни словом не упомянула про шоу, и подозрения Шона возросли.

— Как долго вы двое знаете друг друга?

Лекси оглянулась на Шона, и они ответили одновременно:

— Какое-то время, — столкнулось в