подкову (по-кабардински н а л ь – подкова), отсюда и название. Согласно другому, название произошло оттого, что в этом месте река делает подковообразный поворот. Как бы там ни было, Нальчик расположен в защищенной от северных ветров долине; от Нальчика открывается сказочно-прекрасный вид на горы.

Нальчик признан первоклассной климатической станцией. Во время мировой войны отравленных удушливыми газами отправляли в Нальчик, и они очень часто уезжали отсюда вполне здоровыми. Лечились же одним только горным воздухом.

Я не знаю ничего великолепнее нальчикского воздуха! Я знаю, можно восхищаться лесом, можно горами, можно рекой. Но трудно восхищаться чем-то невидимым, неуловимым – воздухом. И, однако, прекраснее, живительнее, роскошнее этого воздуха – нет ничего на свете!.. Если вы бывали когда-нибудь на полях, только что удобренных по теперешнему культурному способу всякого рода городскими отбросами, то вспомните первый глоток свежего воздуха, который вы глотаете жадно, по выходе из облаков «удобрений»…

Вот такой же сладости и нальчикский воздух…

Или если вы бывали когда-либо на кирпичном заводе и вам приходилось хотя бы час, или полчаса, или даже десять минут провести в атмосфере раскаленных кирпичей, а потом выйти из этой «геенны огненной», то помните ли вы, каким божественным нектаром кажется вам воздух грязного заводского двора? И именно такой нектар и разлит Божественным Провидением по благословенной земле, окружающей Нальчик. Ранним утром, когда еще не просохла роса, когда поднимающееся солнце спешит поцеловать розово-золотые вершины снеговых гор, этот воздух насыщен благовониями лесов и полей, пышным кольцом, окружающих Нальчик. Утром воздух недвижим и прозрачен. На многие версты вы видите беспрепятственно и ясно, словно смотритесь в увеличительное стекло… В полдень, когда над всем Северным Кавказом распростерта пылающая синим огнем ткань далекого неба, в Нальчике свежо и прохладно, как будто бы миллиарды незримых опахал веют в струящемся полуденном зное. И в полдень здесь легко и приятно дышит грудь полным дыханием.

А вечер приносит неизъяснимую прохладу, такую нежную и здоровую, как томительная усталость любви.

О ночах же нальчикских я не смею писать. Эти ночи – когда до полуночи, словно гигантские костры, догорают в далеких горах лучи давно опочившего солнца; когда свет луны самым странным и чарующим образом тысячекратно отражается от вечнольдистого Эльбруса; когда последние вспышки вечернего заката чуть ли не переплетаются с первыми облаками многоцветного рассвета – эти ночи похожи на никогда не написанную картину радости Господа во все дни творения мира. Эти ночи удостоверяют вас в том, что есть божественная красота…

Только во время мировой войны Нальчик был «открыт» так называемою «большою курортною публикою», а до тех пор он был известен ограниченному кругу любителей нетронутой природы.

Железнодорожную ветку (Котляревская – Нальчик) провели в 1913 году и таким образом соединили Нальчик быстрой и дешевой связью с окружающим миром. До этого времени желающим подышать нальчикским воздухом приходилось делать около 50 верст в экипаже.

Глава III

Абдулла

Тому, кто бывал на курортах Кавказа или Крыма, хорошо знакомы так называемые проводники. Это – особая порода людей, обычно очень ловких, очень «себе на уме», желающих быстрым заработком и порою богатством оправдать себя в глазах презирающего его местного населения. Проводники его, будучи презираемы «своими», в свою очередь, искренно презирают «чужих», т. е. приезжих, любопытство которых они обращают в свою пользу. Порода проводников, еще с последней четверти прошлого столетия размножившаяся на Минераловодских курортах (Пятигорск, Кисловодск), не была знакома Нальчику до самого последнего времени. Быть может, сейчас и Нальчик облагодетельствован такого рода принадлежностями каждого курорта, не знаю. Но до 1920 года настоящих проводников там не было…

Даю это предисловие о проводниках, чтобы сказать, что хотя Абдулла и считался проводником, но он вовсе не был «настоящим» проводником.

Он служил в страже в Нальчике, и ему приходилось иногда, исполняя приказы свыше, провожать тех или иных высоких особ к Голубому озеру или к леднику Безенги.

Эти особы очень хорошо платили «на чай», и тут у сообразительного Абдуллы явилась мысль оставить службу в страже, которая приносила ему чрезвычайно скромный заработок, и заняться сопровождением желающих познакомиться с красотами кавказской природы.

Расчет Абдуллы оправдался, но не вполне. Действительно, когда требовались его услуги, он получал в течение нескольких дней столько, сколько не получал за полгода службы в страже. Но… длинные промежутки между такого рода удачами подрывали благосостояние горца.

Однако была и несомненная, хотя и нематериальная польза в новых занятиях: они развили Абдуллу, знакомили его с людьми, давали ему опыт и некоторый кругозор.

Через год-другой Абдулла уже выделялся среди своих сельчан знанием русского языка, городских порядков; у него имелись некоторые представления о законе и правах (а это особенно важно, если принять во внимание произвол низшей администрации на Кавказе).

И в отношении торговли у Абдуллы развилась смекалка. Он уже не сдавал произведения своего домашнего хозяйства спекулянтам-перепродавцам, а предпочитал лично отправиться на базар (в Нальчик); соседи просили его взять их товар (масло, шерсть, мед и пр.) с собою, на что Абдулла охотно соглашался. Незаметно для себя и для сельчан он сам сделался перепродавцом, хотя и не таким бесстыдным, как его собратья по профессии. А еще года через два Абдулла был уже старшиной своего аула.

Но и тут он проявил умеренность, осторожность и трезвость.

Есть два типа старшин: одни, так сказать, «за народ», а другие «за правительство». Первых очень мало, и они долго не держатся.

Они представляют собою оппозицию правительству, и выражается эта оппозиция в том, что старшины покровительствуют абрекам, не очень спешат выполнять всякого рода повинности, возложенные на население и пр.

Такие старшины пользуются популярностью в народе, но популярность эта связана со страхом: а вдруг придется всем отвечать за такого старшину? Во всяком случае, народ вздыхал облегченно, когда старшина-оппозиционер так или иначе покидал свой пост.

Что касается старшин, поддерживавших правительство, то среди народа никогда не затихала некоторая неприязнь к ним, но с ними старались ладить. И конечно, поскольку от старшины зависело решить тот или иной вопрос в пользу или во вред аулу, старшина-оппозиционер мог сделать весьма немногое, а старшина правительственный чуть-чуть побольше. Поэтому второго сорта старшины, объективно говоря, были полезнее…

Абдулла сочетал в себе качества одного типа с качествами другого. Он никогда не давал в обиду своего человека и вместе с тем дружил с «высшими мира сего». Он умело использовал свои прежние отношения к нальчикскому начальству.

Всегда вовремя приезжал с подарком в виде убитого тура или предложением устроить охоту на кабана.

Надо