Шрифт:
Закладка:
— Вы хоть бы перчатки надели, — вскрикнула Алёна.
— Да нет у нас перчаток. Ты думаешь, что мы их с собой везде таскаем? — с сарказмом заметил отец, следя за мной напряженным взглядом, и скользя по газону.
— Может хватит уже, вы мне весь газон вытопчите, — начала роптать Алёна, понимая, что уговорами нас не разнять.
Мы снова сцепились. Я сделал бросок и уложил отца на лопатки.
— Не плохо, — скупо похвалил он, поднимаясь на ноги. — Играешь по правилам.
— Хочешь буду без правил, — резко ответил я, разминая шею, и приплясывая на месте.
— Слишком много эмоций для твоей работы, Влад. Возьми себе в руки. Мысли трезво, иначе это может тебя убить.
— Я знаю, не учи. На работе я спокоен как удав.
— С трудом верится. — ехидно заметил отец.
Когда я снова провел серию, теперь уже Нина вскрикнула.
— Влад, что ты творишь! Прекрати сейчас же.
Я замер, посмотрел на неё и пропустил хук в челюсть. Запоздало закрылся. Сплюнул кровь, отскакивая. Нина вскрикнула.
— Не зевай. — сердито рыкнул отец.
Я недобро ухмыльнулся, смотря в его глаза. И начал биться в полную силу. Несколько минут и я уронил его на землю.
— Ну что, хватит?
— Хватит! — сердито крикнула Алёна, не давая ответить злому как чёрт отцу. — Быстро в душ и обедать. Оба!
— А ты, Влад, пойдёшь в уличный душ, там и водичка похолоднее. Тебе полезно охладиться. Не знаю, что на вас обоих нашло!
Кровь сочилась из рассеченной брови, раздражая. Открылся как лох. Отец прав, потерял контроль и вот результат.
Ко мне подбежала Нина с полотенцем, схватила меня за руку, заставляя наклониться к ней, и прижала полотенце к ране. Судя по ощущениям, она успела завернуть в полотенце что-то из морозилки.
— Пустяки, Нина. Под холодной водой все пройдёт, — сказал я, забирая из её ледяных пальцев полотенце.
Глаза были красные, заплаканные, коса растрепалась. Всё равно для меня она была самой красивой женщиной. Я заправил выбившуюся прядку ей за ухо и заставил себя развернуться и пойти в летний душ. А за моей спиной Алёна негромко высказывала отцу всё, что она думает о невоспитанных Авериных.
Вышел из душа минут через десять. Зубы начали стучать под струями холодной воды из бочки, которая за день не особо нагрелась на солнце. Яростно растёрся полотенцем и мне слегка полегчало. Нужно побыть одному и подумать.
Вчера, когда чинил забор, приметил за баней грубо сколоченную скамейку. Она осталась после того, как лет пять назад мы с отцом пристроили к дому летнюю веранду. Скамейка была приставлена к задней стене, я сел, прикрыл глаза, слушая пение птиц, доносящееся из леса. Запах разогретой земли и аромат цветов, растущих на соседней клумбе, успокаивали.
— Вот я мудила, — с досадой сказал я, и побился затылком о стену бани.
— Хорошо, что ты сам это понял, — раздался расслабленный голос и потянуло сигаретным дымом.
— Ты же бросаешь курить.
— Как видишь, не всегда успешно.
Вдалеке раздалось мелодичное пение, мы молчали, наслаждаясь моментом покоя.
— У неё же есть газовый баллончик, который я подарил?
— Есть, куда ему деться.
— И тревожная кнопка?
— И она родимая, — хмыкнул отец. — Ко всему что ты дарил, девочка относится очень серьёзно. Ты сказал носить с собой, она носит.
Я открыл глаза и встретился с его холодным и умным взглядом.
— Подготовь её лучше, отец. Это моя просьба.
— Хорошо, сын. В чём-то ты прав. Я расслабился. Жизнь с любимой женщиной, стабильность, уютный дом, умница-дочь… меня расслабили, — признал он. Потом сделал ладонь домиком, как, наверное, курил раньше, когда отправлялся в горячую точку, жадно затянулся несколько раз и затушил сигарету о торец скамейки, и с пинка пальцем бросил окурок за забор.
— Не рассказывай Алёне.
Я хмыкнул.
— А ты думаешь, она запах не почувствует? У женщин вообще обоняние лучше развито.
Отец цыкнул разочарованно, признавая мою правоту. Так мы посидели в тишине ещё какое-то время, пока нас не позвала Алёна.
Стол был заставлен едой. Буквально ломился. Салаты, пироги, зелень, соленья. Мы сели на привычные места. Алёна разлила уху по тарелкам и села с нами за стол. И я понял, что Нина не придёт. Сцепил зубы, недовольный собственной несдержанностью, и уткнулся в тарелку. За меня спросил отец:
— А Ниночка что? Не будет ужинать?
— Нет, не будет. — строго сказала Алёна, смотря на отца так, что я ему даже посочувствовал. При всей своей доброте Алёна, как врач, строго следила за здоровьем всех членов семьи и то, что отец курил, конечно, не осталось незамеченным.
— Нина помогла мне приготовить и накрыть на стол. А себе налила кружку чая и сказала, что будет у себя, читать. И пораньше ляжет спать.
— Так ещё только пол восьмого доходит.
— После ваших мужских развлечений я не удивлена. У меня тоже голова раскалывается, сейчас поем и пойду отдыхать. А вы тут продолжайте, ни в чем себе не отказывайте.
— Простите, Алёна, я виноват перед вами.
Алёна промолчала, но я поймал её взгляд и понял, что извинения приняты.
— Зайчонок, ну размялись мальца. Нам это полезно, ты же понимаешь, — с улыбкой заметил отец, вглядываясь в любимые, голубые глаза жены.
— Не понимаю, — отрезала Алена.
Обычно она не отличалась категоричностью, но видимо, мы её достали. А если судить по реакции Нины, то только мы с отцом не видели в произошедшем ничего страшного.
— Мы просто давно не были в спорт зале вместе. Там мы тоже боксируем, — аккуратно вставил я.
— Ну да, ну да, — ехидно согласилась Алена, поджав губы.
Больше мы с отцом не предпринимали попыток убедить Алёну, что это пустяк, догадавшись, что этим сделаем только хуже.
Всем нужен был отдых. И время остыть и подумать. Вскоре мы закончили ужинать, Алёна убрала со стола, поставила тарелки в посудомойку, и ушла. А мы с отцом остались вдвоем на веранде.
На улице начинало темнеть и отец включил свет. Темно-бордовый абажур с бахромой создавал уютную атмосферу. Из окна доносился стрекот кузнечиков и пение птиц.
Молчание нас не тяготило. Сладкий пирог пока остался неопробованным, и я заварил чайник чая. А, когда разливал чай по кружкам, отец предложил:
— Влад, пойдём-ка в беседку. Посидим, побалакаем…
— … о делах наших скорбных? — с усмешкой спросил я.
— Ну почему же «скорбных». Нам разве и поговорить с тобой не о чем. — с деланным удивлением посмотрел на меня