Шрифт:
Закладка:
— Не умудрен, государь, — с достоинством ответил тот.
— А может, научиться пора? — рявкнул Самослав. — Может, тогда не будете пропускать такое…
— Не ведаю, государь, о чем ты, — ровным голосом ответил Горан.
— У нас Ванда теперь людей благословляет! — почти спокойно сказал Самослав. — Ты знал?
— Знал, — еще более спокойно ответил тот.
— А то, что у нее там люди исцеляются, тоже знал? — спросил император.
— Обычное же дело, — непонимающе посмотрел на него боярин. — Государыня наша беременных благословляет, и те рожают легко. У меня все невестки к ней ходили. Это ж первое дело, когда бабе рожать…
— Ты что, веришь в это? — недоуменно посмотрел на него Самослав. — Ты серьезно сейчас? Да мы сколько раз говорили с тобой…
— Верю, — упрямо ответил Горан. — И люди верят тоже. Да и как не верить, если у меня всего одна невестка в родах померла, государь. А у меня их восемь штук, и внуков два десятка с половиной!
— Твою мать! — зарычал Самослав. — Да что за дичь! Следствие провести надо, Горан! Кто исцелился и почему исцелился. Особенно тех, кто прозрел внезапно. Понял?
— Тех, кто у попов в церквях исцеляется, государь, тоже на пытку брать? — спокойно спросил боярин, глядя императору прямо в глаза. — У нас по Уложению человеку свободно веровать. И равны все перед законом. Ты только скажи, мы землю носом взроем. Мы в Тайном Приказе Моране жертвы приносим и, если надо попов тряхнуть, то мы со всем удовольствием. У меня даже драка за такую честь может случиться. Кстати, короли-Меровинги, говорят, возложением рук лечат. Золотушные к назначенному дню приходят и их милости ждут…
— Уходи, Горан, — выдохнул Самослав со злостью в голосе. — Стар ты, видно, становишься. Не понимаешь, куда жизнь идет.
Он смотрел, как коротко поклонился его самый верный друг, и как вышел, гордо подняв голову. Горан знал, что так будет, но по-другому поступить просто не мог. И он сам, и его люди оставались убежденными язычниками, и отступать от этого не собирались.
— Ваша царственность, — Ванда поклонилась с необыкновенной грацией и выпрямилась, ожидая вопросов.
Она расцветала с каждым днем. Из милой, угловатой деревенской замарашки Ванда уверенно превращалась в молодую, волшебной красоты женщину без малейшего изъяна. Густые, чуть волнистые локоны были перехвачены золотым обручем с камнями, какой носили все великие княжны и княгини. Огромные лучистые глаза смотрели прямо и открыто, а изумруды в ушах слегка оттеняли их цвет. Глаза у нее были ведьмины, с отчетливой зеленцой. И лицом, и повадками княжна все больше походила на свекровь, намеренно копируя ее жесты и слова. Даже Видна и Кий были не так похожи на мать. Они ведь никогда не стремились стать ее полной копией.
— Скажи мне, дочка, — спросил император. — А что это за история с исцелениями на капище?
— Сама удивилась, государь, — ответила та, глядя на него прямо как воин. — Прозрел человек. Я даже испугалась немного…
Не врет, она не врет, — напряженно думал Самослав, всматриваясь в прекрасное, словно маска, лицо. — Она еще слишком молода, чтобы научиться врать так смело.
— Иди, Ванда, — сказал император. — Приходите сегодня на ужин с Бериславом. И внука моего привезите. Я за этим тебя позвал.
— Как прикажете, ваша царственность, — присела в поклоне Ванда и удалилась. Она так и не поняла, почему для этого ей понадобилось полчаса трястись в карете. Неужели нельзя было просто прислать гонца? Но лишних вопросов княжна благоразумно задавать не стала. Она была весьма неглупа.
— Людмила, значит, свои дела проворачивает, — Самослав снова заходил из угла в угол. — Девчонку втемную использует. И Тайный приказ мне тут не помощник… Да что же я делаю не так? Ну не жечь же собственные города, как Владимир равноапостольный! Глупость ведь несусветная!
* * *Необычный это был ужин. Император, Берислав и Ванда, которая сидела с идеально ровной спиной и с необыкновенной ловкостью управлялась огромным количеством приборов. К сожалению князя, тут их стало раза в три больше, чем это было в его жизни, и освоить эту науку оказалось непросто. Даже Берислав путался. А сам император плюнул на эту затею и ел той вилкой, что лежала с краю. Ну а кто, в конце концов, посмеет сделать ему замечание. Он выше, чем какой-то этикет.
— Нет, ну надо же было при Машке про разные виды вилок ляпнуть! — горестно говорил о себе, разглядывая целый арсенал, который выложили перед ним слуги.
Кравчий Милан Душанович, который сменил своего родителя, безвременно умершего от обжорства, снял пробу с блюд, отпил из кувшина, и с поклонами удалился. Отравы в еде он не обнаружил. К удивлению Самослава, такая смерть отца не испугала сына, а, наоборот, стала поводом для неописуемой гордости всей его семьи. Умереть от переедания в пик раннесредневекового температурного пессимума было сказочным везением.
Маленький Ярослав, который даже сидеть еще не мог, раскричался, и его унесли в покои Людмилы, а потом и Ванда, которая за весь ужин не сказала и двух слов, присела в поклоне и оставила отца и сына одних. Она до сих пор боялась свекра до обморока.
— Скажи, сын, — спросил Самослав, который сел в кресло с кубком и смотрел, по своему обыкновению, на огонь. — Ты знаешь, чем занимается твоя жена, пока ты возишься в больнице?
— Она с матушкой на капище ездит, — прикусил губу Берислав. — Креститься она отказывается наотрез. Ванда считает, что это Богиня дала ей меня и спасла отца. Хотя, я тебя уверяю, это была обычная флегмона, в мою смену иногда две штуки таких поступить может. Я не могу пробиться через эту стену.
— Мать подстраивает исцеления, чтобы люди начали верить, что и твоя жена -колдунья, — продолжил Самослав. — Это закончится большой кровью, сын. Не сейчас, так потом.
— Я