Официальное описание ведомства гласило: «распространение среди населения просвещения и пропаганды относительно политики правительства рейха и национального строительства немецкой родины». В тот же день Гитлер назначил тридцатипятилетнего Йозефа Геббельса главой бюро и поручил ему «духовное руководство немецкой нацией».

Получив назначение, Геббельс записал в своем дневнике: «Я принимаю под свое покровительство школы, университеты, кино, радио, театр, пропаганду. Огромное поле деятельности; историческая миссия; я рад… что национальное образование немецкого народа теперь в моих руках. Я буду им управлять».[158] И действительно, Геббельс был тем человеком, который поднял искусство пропаганды на новую высоту и до невиданных ранее масштабов. В своей речи, которую он произнес через три дня после вступления в новую должность, он сказал: «Я рассматриваю создание нового управления по просвещению народа и пропаганде как революционный акт правительства, доказывающий, что оно не намерено отказываться от своих граждан… это правительство — правительство народа, в самом прямом смысле этого слова».

Полномочия ведомства Геббельса были огромны: он контролировал журналистику и радио, мероприятия и национальные праздники, цензуру, театр, книги и фильмы. Он также отвечал за рекламу.[159] С начала Второй мировой войны и до ее последних дней, почти каждое утро и в определенное время, Геббельс собирал своих высокопоставленных сотрудников на министерские совещания в офисе. Эти встречи были своего рода надзором за нацистской пропагандой военного времени. Вилли Бёльке, который отредактировал и опубликовал протоколы этих совещаний, утверждает, что то, как они проводились, соответствовало характеру Геббельса: для него они были «вершиной его дня», поскольку он получал возможность почувствовать собственную значимость. Он не проводил консультаций, все решал сам и давал указания.[160]

Одна из восходящих звезд нацистской журналистики, Ханс Шварц ван Берк, описал типичный рабочий день в Министерстве пропаганды: «Раз или два в неделю комната пустеет, и доктор Геббельс ходит вокруг стола. Он диктует статью или речь. Это происходит в середине рабочего дня и чаще всего так быстро, что люди в приемной удивляются, что стенографистка уже ушла через пятнадцать минут. Бывали дни такого напряжения и концентрации, что он диктовал трехстраничную статью за двенадцать минут… Когда доктор Геббельс ведет дебаты, он делает это так, что мало кто может сравниться с ним. Он диктует краткие и точные абзацы, а также элегантные и мощные. Ему не требуется особой подготовки. Как революционер, он знает все формы политического выражения. Поэтому при чтении многих его статей возникает ощущение, что он на самом деле говорит с ними. Статьи, касающиеся повседневных вопросов и иностранных дел, несколько отличаются — они написаны с должной тщательностью. Собираются досье и свидетельства, цитаты сверяются с оригиналами… После того как рукопись несколько раз просмотрена, она может быть отложена в сторону на неделю или больше. Затем каждое слово тщательно пересматривается… Мало кто знает, что у него [Геббельса] очень строгий распорядок дня».[161]

Ганс Шварц ван Берк был одним из самых эффективных, профессиональных и блестящих репортеров Третьего рейха. Когда началась война, он был полевым репортером и освещал действия Ваффен-СС в Польше, Франции, Греции и СССР. Он поддерживал нацизм и избегал критики политики Рейха, однако старался сохранять журналистскую объективность и рассказывать о фактах так, как он их видел. Во время войны он писал в основном для газеты Das Reich. Он собрал обширную читательскую аудиторию, которая оценила его гуманный стиль письма. Примером тому может служить статья, которую он прислал с фронта, когда Германия вторглась в СССР: «У нас была бурная ночь, но большевизм не уменьшится, кого это может удивить? Где враг? Где товарищ?»[162]

И как описал своего начальника Шварц ван Берк, Геббельс был чрезвычайно старателен в работе. Он всегда ждал следующего дня, встреч, телефонных звонков, тревог и забот, беспокойства и напряжения, которые были в его положении. Похоже, что именно это его качество делало его таким бескомпромиссным в своих взглядах и политическом радикализме. Для него каждая проблема имела полное решение. Он всегда чрезмерно подчеркивал важность своей работы, чтобы возвысить свою значимость как личности. Он рассматривал пропаганду как искусство, а себя — как талантливого художника, способного задеть чувства людей. «Можно ли принизить значение пропаганды?» спросил Геббельс в одной из своих речей. «Является ли пропаганда, как мы ее понимаем, ничем иным, как формой искусства? И разве эта форма искусства не сослужила большую службу немецкому народу за последние пятнадцать лет? Разве национал-социалистическая партия пришла к власти благодаря идеологам в большей степени, чем пропагандистам? Чем бы стало это движение, если бы не пропаганда?».[163] Он считал, что пропаганда обеспечила нацизму его духовную идентичность.

По словам Вернера Стефана, который был сотрудником Министерства пропаганды и одним из первых биографов Геббельса, Геббельс считался учеником, который превзошел своего учителя, Гитлера, в таланте пропагандиста.[164] Курт Рисс говорил, что никто в нацистской Германии не знал, что думает и чувствует немецкий народ лучше, чем министр пропаганды.[165] Помимо прочего, его гениальность заключалась в понимании немецкой психики, мыслей и эмоциональных процессов своего народа. Он стремился подчинить все общественные СМИ партии и сделать так, чтобы нацизм имел монополию на немецкое общественное мнение. Контроль над информацией, осуществляемый под его руководством, был исторически беспрецедентным.[166] В рамках своего стремления контролировать всю информацию, поступающую к немецким гражданам, Министерство пропаганды действовало через различные каналы: журналистику, радио, культуру и кино, активную пропаганду, пропаганду из уст в уста и пропаганду внутри армии.

Журналистика

Геббельс сравнивал журналистику с роялем, на котором играет правительство, чтобы донести свои звуки до широкой публики.[167] Когда Гитлер пришел к власти, в Германии было более 4700 газет, многие из авторов и владельцев которых были евреями. Через год, в 1934 году, нацистская партия полностью контролировала журналистику, иногда прямо, а иногда косвенно.[168] В обязанности Геббельса входило заменить еврейских журналистов талантливыми нееврейскими коллегами, что, по его собственному признанию, было весьма непростой задачей: «Вокруг Германии горит очень мало пламени, остальные лишь отражают его свет. Еще хуже обстоит дело с газетами: у нас лучшие в мире дикторы, но нам не хватает ловких и талантливых писателей».[169] Во время войны Геббельс описывал роль немецкого журналиста как «не обычного репортера, а солдата». Наряду с автоматами и гранатами он держит в руках и другое оружие: кинокамеру, «Лейку», ручку или блокнот».[170]

Нацистская партия приобрела националистическо-экстремистскую газету Der Völkischer Beobachter в качестве своего рупора. Газета была основана в 1920 году и внесла значительный вклад в создание антисемитской атмосферы в Германии. Ее второе