как тут объяснишь человеку, что тебе страшно ехать стоя в забитой «газели». Все вокруг кажутся большущими, и ты точно уверена, что сейчас станет тревожненько. Твое тело медленно сползет на пол, а огромные люди даже не заметят. Сидя можно смотреть в окно и считать смешных прохожих или синие машины, рисовать на запотевшем окне или погрузиться в логическую игру на телефоне. А эта бабушка явно не ветеран и хамка. Ну ее. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Все будет хорошо! Она не сможет орать вечно.

– Совсем совесть потеряли. Что за поколение. Кто только их воспитывает? – похоже, я недооценила бабулю. – Вот будешь больной, тогда и езди сидя.

Вдох-выдох. Выравниваем дыхание:

– Знаете, меня воспитывали родители. Они учили уважать не только старших. Они учили уважать… – голова начинала кружиться. Не вокруг шеи, не подумайте! – Они учили уважать всех людей. Но вы начали разговор с крика. Допустим, я уступлю вам место, потому что с виду абсолютно здорова. И ничего не буду объяснять. Вы, лично вы, обещаете привести меня в чувство, если я упаду через три минуты? Я готова рискнуть, может быть, вы неплохой человек, просто вас кто-то расстроил. А обычно вы тактичны. И собственным примером показываете, как нужно общаться… – дыхание сбивалось, – общаться… Просто скажите, вы готовы взять на себя ответственность за мою благополучную поездку? Услуга за услугу.

Бабуля переменилась в лице:

– А чего с тобой?

Я сглотнула то ли от обиды на собственный мозг, то ли от обиды на врачей, которые столько времени не могут ничего понять:

– Не знаю. Никто не знает. Я не могу в тесном автобусе стоя. Если у него крыша низкая.

– Голову, что ли, кружит? – теперь уже сочувственно спросила она.

– Сейчас уже перестало. Давайте попробуем поменяться местами.

– Давай. Если что не так, говори сразу, не молчи. Я ж, может, старая, но тоже понимаю кое-что. Мне пять остановочек и проехать-то.

Мне стало так легко. От того, что вот так разговор повернулся. И нахлынула волна радости. Нельзя сильных эмоций. Осмотрелась, мысленно поблагодарила постные лица окружающих, погруженных в темные думы. Стало просто спокойно. Постою и погадаю, о чем каждый из них сейчас думает. Через пять остановок ко мне вернулись место в маршрутке и вера в людей.

В этот момент я поняла, что иногда о подобных проблемах можно говорить даже с посторонним человеком.

Знать бы это чуть раньше. Тогда я могла бы успеть на салют.

Расскажу о нем в следующей главе.

Но преодоление возможно, если…

– «Быть или не быть?» Так вопрос даже не стоит! Однозначно – быть, иначе зачем я писала все эти контрольные по математике и училась вкусно готовить? Даже если мне мешает тревожность, так это она мне мешает, а не я ей. Вот и пусть уходит с меня на Федота, с Федота на Якова, с Якова – на всякого. Стоп! Зачем на всякого? Пускай она просто свалит. А я ей в этом помогу. Главное, делать это умеючи. А не тяп-ляп.

– Справляться – это то, что ты умеешь лучше всего, – подбодрил меня Дима. – Пойдем на американские горки?

Упс! Вот тут светлый оптимистичный день помахал ручкой и сменился чем-то обидно-серым.

– Конечно, пойдем! – трусливо обрадовалась я.

И вот мы сидим в кабинке бешеного поезда в парке аттракционов. А я вспоминаю: главное – никаких сильных эмоций. Когда будет казаться, что поезд сорвется с рельсов, сильно не радуйся. Он не сорвется. Не восхищайся, не ори. Гипервентиляция не нужна. Подумай о лекции в универе. О любой. Какие тебе нравились меньше всех? Пусть будет скучно и спокойно.

Поезд не стал дожидаться, пока я вспомню что-то умное и поехал. Люди кричали. Я молча улыбалась, смотрела на предстоящий путь и читала про себя «Мороз и солнце…». Папа много лет успокаивал меня именно этими строками. Вот сейчас поезд полетит с обрыва – «день чудесный», а сейчас – резкий крен в сторону – «еще ты дремлешь, друг прелестный». Приехали. «Пора, красавица, проснись.»

Надо же… Сработало. Сработало! Я не дала эмоциям переполнить меня во время аттракциона, но точно их получила, погасив все лишние Пушкиным! Вот уж действительно наше все.

Мы купили мороженое и пошли к берегу. До свадьбы оставался какой-то месяц. Но сейчас я не знала, чему больше радоваться: предстоящему торжеству или… Да какие тут могут быть сомнения?

– Дим, я смогла… – зачерпнула ладонью немного воды из са– нитарно неидеальной реки. – Рядом с тобой я поверила, что смогу обойтись без паники, и обошлась. Правда, читала про себя стихи.

– Сашкин, почему ты не сказала, что боишься? Я бы не потащил тебя.

Ну, какой непонятливый! Никто ничего не боится. С детства обожала аттракционы, у меня вообще чувство страха бывает только иррациональным. Если бы не тревожность, не вылезала бы из парашюта. Я обожаю риск, но боюсь, что паника решит взять слово в самый неподходящий момент.

– На самом деле, я давно мечтала снова здесь прокатиться. И куда девать палочку от эскимо? Не сажать же ее в землю, как дерево. Однажды такая радость плохо закончилась.

Дима пустил по воде «лягушку»:

– Это было здесь?

– Нет. Знаешь такой город – Бологое? Про него песня есть:

Что за наваждение такое,

Я все повторяю адрес твой,

Бологое, Бологое, Бологое,

Это между Ленинградом и Москвой.

* * *

2005 год. Лето. Замечательный небольшой, но очень важный город отмечает свою очередную днюху. Мы отправились туда с тетей и двоюродным братом Артемом. Но бог телевидения сыграл со мной интересную шутку. С самого утра шла медицинская передача, где предлагалось проверить вестибулярку. Тетенька посоветовала посмотреть в экран, на котором рисовались какие-то крокозябры.

– Если у вас не возникает дискомфорта, значит, с вашим вестибулярным аппаратом все в порядке.

Вот кто просил меня лупиться на эти глупости? Я махом выскочила в кухню и заявила семье, что все нормально, просто телевизор – это зло. Ага, именно поэтому я смотрела по нему столько мультиков…

– Ты точно сможешь поехать на электричке? – засомневалась тетя. – Давай останемся дома.

Но это был вопрос чести, принципа и салюта! Уж на него я точно хотела посмотреть.

– Все отлично. Мне просто показалось что-то там, и я сама себя напугала. У меня хорошая вестибулярка. Даже не укачивает никогда.

В Бологом нас ждали жара, дедушка, бабушка, дядя