Я оторопело моргаю и перевожу взгляд за окно.

Дневник. Мисс Лейн говорит о моём дневнике…

И я бы наверняка задумалась об этом всём, как следует, но вижу, как у кафе паркуется чёрный спорткар.

– Приехал… – выдыхаю я и вместе с пульсом подскакиваю с места. – Мисс Лейн, продолжим разговор вечером, хорошо? Пожалуйста?

Мисс Лейн отводит взгляд от окна, на её губах играет лёгкая улыбка:

– Большинство из нас пишут о любви, да. – Она хмурится и смотрит на меня: – На ужин, я так понимаю, тебя не ждать? Что ж, Ани, в твоих же интересах вернуться до одиннадцати.

– Помню, – улыбаюсь я и, вдруг поддавшись сиюминутному порыву, целую женщину в щеку, отчего, кажется, она смущается. – Я вернусь вовремя.

За спиной словно крылья вырастают, я в мгновение ока заканчиваю все рабочие дела, оставляю фартук за барной стойкой, прощаюсь с Джеком и вылетаю на улицу.

То, что мисс Лейн писательница, поразило меня до глубины души, но сейчас меня сильнее волнует предстоящее общение с Никлаусом. Он вышел из своей машины и стоит, скрестив руки на груди, опираясь на её капот.

Вот он поднимает голову, видит меня и криво улыбается. Мне нравится его эта улыбка, она честная и в какой-то степени обаятельная. А ещё она предназначена для меня. Что, конечно же, повышает пульс до предела и заставляет смущаться.

– Привет, – выдыхаю я, остановившись в метре от него, совершенно не представляя, как себя вести. Словно вмиг лишилась всех навыков общения. – Ещё раз.

Никлаус почему-то улыбается шире и кивает себе за плечо:

– Садись.

– Ку-куда мы поедем? – обхожу я машину.

– Тебе не о чём переживать, Новенькая, – заверяет он меня, занимая водительское кресло.

– Если бы, – удручённо выдыхаю я себе под нос.

Никлаус заводит двигатель и, как только я пристёгиваю ремень безопасности, машина трогается с места.

По большей части мы молчим, а если и говорим, то о незначительных вещах. Я не прекращаю волноваться ни на мгновение, но как-то умудряюсь заметить, что на остановках у светофоров, большие пальцы Никлауса без остановки барабанят по рулевому колесу. Может быть, так, что и он волнуется? Он! Никлаус! Конечно, такое сложно представить, но вдруг…

Я улыбаюсь самой себе, а через секунду понимаю куда мы едем.

Знакомая и уже почти родная Айрпорт стрит.

– Ник, ты же везёшь меня не на очередную тусовку с друзьями? – не выдерживаю я, когда машина сворачивает на территорию аэропорта.

– Они не собираются здесь так рано.

Вот и хорошо.

Мы добираемся до той самой парковки, выходим из машины, Никлаус идёт к её багажнику. Вынимает из него объёмный рюкзак, вешает его на плечо и кивает в сторону заветной тропинки:

– Ты знаешь дорогу.

Киваю и иду первой.

Да, взлетающие совсем рядом самолёты – это круто, но… Можно ли такое времяпрепровождение назвать свиданием? Или это всё же не оно? И что, скажите, пожалуйста, у Ника в рюкзаке? Это как-то относится к тому, что сейчас происходит?

Уверена, скоро никак непрекращающиеся вопросы сведут меня с ума…

Нарастающий гул самолёта неожиданно приводит меня в восторг, заряжает мою кровь предвкушением и вынуждает поднять лицо к небу. А когда я вижу огромный агрегат, уносящий на своём борту летящих куда-то людей, решаю, что пора расслабиться и просто впитывать в себя все краски жизни, не задаваясь вопросами, не предполагая и не ожидая чего-либо.

Всё равно смысла в этом нет. Но есть момент и нужно им наслаждаться, верно?

Никлаус обгоняет меня у края взлётной полосы, на которую как раз заходит следующий самолёт, ставит рюкзак на траву в метрах пяти от неё и сам опускается на колени. Поднимает лицо ко мне и щурится от вечернего, но яркого солнца:

– Еду готовила твоя сестра, так что ужин нас ждёт сытный и вкусный.

– Что? – удивляюсь я. – Вики знает о нашем… свидании?

– Ты так классно смущаешься, Ан-ни, – усмехается Никлаус, вынимая из рюкзака сначала контейнеры с едой, а затем плед. – Да, она знает.

Он вдруг становится серьёзнее и сосредотачивает своё внимание на пледе, постелить который мешает ветер. Я снова кусаю губы от волнения и помогаю ему. Ник, по-прежнему не глядя на меня, начинает расставлять и открывать контейнеры, я же, наоборот, не могу отвести от него взгляда, прислушиваясь к приближающемуся рёву самолёта.

Это забавно, но Никлаус Макензи абсолютно точно волнуется не меньше меня.

Мне почему-то хочется счастливо смеяться, или броситься ему на шею, или…

Внутри столько противоречивых и сильных чувств, что мне с каждой секундой всё труднее держать себя в руках.

Но вот моего тела достигает вибрация от самолёта, а уши закладывает от громкости рёва его двигателя. Я смотрю на огромное брюхо, и чувствую себя букашкой, которую вот-вот раздавит преобладающая надо мной сила и мощь. Сердце заходится в груди, я смеюсь и хочу протянуть руку вверх, чтобы коснуться пальцами металла. Конечно, мне до него не достать, но ощущение прямо противоположное.

В итоге, я не выдерживаю рёва и закрываю уши руками, поворачиваясь к Нику. Он смотрит на меня прямым и пронзительным взглядом. Я перестаю улыбаться, а в следующий миг плед взлетает вверх, вслед за пронёсшимся над ним самолётом.

Вся еда оказывается на траве.

– Твою ж… – читаю я по губам Ника и сгибаюсь пополам от смеха.

Никлаус тоже смеётся, а когда рёв самолёта становится тише, замолкает. Смотрит на погром, который я подползла помочь собрать, затем ловит мой взгляд и выдыхает:

– К чёрту.

Его руки обхватывают меня за поясницу и шею, тянут к себе. Впрочем, я ещё раньше бросаюсь к нему навстречу. И через один удар сердца, короткий взгляд глаза в глаза, замершее дыхание, наши губы встречаются в поцелуе, от которого, по ощущениям, зависят обе наши жизни…

Моя – так точно.