виноватого выражения лица.

— Ну прости, — просит он. — Просто ты такая узенькая, такая беспомощная на члене, и стонешь так охуительно, что будишь во мне зверя…

— Это не повод задрать меня насмерть! — закукливаясь в простынь, пылю я.

От мыслей о том, что у Козырева опять сейчас чего-то проснется, у меня волосы на затылке дыбом встают.

— Все, все… Застыдила. Я потерплю.

Вроде и успокаивает, и на совесть давит. Ну уж нет!

Совесть сдохла еще вчера и валяется где-то на кухне вместе с почившими трусиками.

Впрочем, Козырев отстает, и мне удается немного вздремнуть.

Когда я открываю глаза, за окном уже светло.

В кровати я одна.

Хочу еще немного понежиться, но увы…

Подъем происходит слегка шокирующий. Мне внезапно перестает хватать воздуха.

Оказывается, это кот решает, что я — ничего так матрасик, и пытается сесть задницей мне на лицо. Я, конечно, в курсе, что это признак доверия, но не уверена, что готова сближаться настолько.

Попытка Севу согнать приводит только к тому, что он снова возвращается и пытается на мне улечься.

— Только не на лицо! — прошу я, но самцы в этом доме меня совсем не слушаются.

Какое счастье, что сегодня выходной, и не надо тащиться на работу. Сегодня пятница и у меня по расписанию три лекции и семинар.

Обожаю, когда государственные праздники выпадают на такие загруженные дни.

Тем более, что я сегодня инвалид. Ветеран конного спорта.

Ушатало меня так, что встаю с кровати я далеко не с первой попытки, и обнаруживаю, что надеть мне нечего. Чулки остались в ванной, платье на кухне. Трусы можно только помянуть.

Недобрым словом за их нестойкость.

Сейчас мне кажется, что пояс верности — отличный вариант.

Правда, на соседней подушке я обнаруживаю оставленную для меня футболку. Ну хоть что-то. Шастать по чужой квартире только в родинках как-то не очень хочется.

Шлепая босыми ногами по теплым полам, я иду на кухню, откуда уже доносятся умопомрачительные аппетитные запахи.

Больше всего меня манит аромат кофе.

Козырев что-то колдует у плиты, но, заметив меня, оставляет свое занятие и заключает меня в объятия.

С удовольствием повиснув на мощных плечах, я с неменьшим удовольствием и даже злорадством сообщаю его стояку:

— Хрен тебе. Укатали сивку крутые горки.

— А я тебе японский паровой омлет готовлю… — наигранно трагично сообщает Влад.

Ха. Больше я на это не куплюсь!

Вчера вот и поесть толком не дали, и надругались… беляшом угрожали.

Уже проснувшаяся задница напоминает, что она предупреждала. Другое место, участвовавшее во вчерашнем разврате, сыто молчит.

— Мне только кофе, — качаю я головой.

Я вообще еще не в себе.

— А потом? — напрягается Козырев.

— А потом я вызову такси и поеду домой, — вздохнув, я отлепляюсь от большой грелки и подхожу к платью, которое висит на спинке стула.

Вот прям так сразу на нем ничего не заметно, но это если не приглядываться.

— Хочешь, химчистку вызову? — предлагает нахмурившийся Влад.

— Нет, спасибо, но уж лучше я дома эти займусь. Я без претензий, — не кривя душой, говорю я.

— Так торопишься смыться?

— Да, — честно признаюсь я.

Помрачнев, Козырев ставит передо мной чашку кофе.

Делаю глоток.

Восхитительно!

Мир наполняется красками, в измученное тело возвращается жизнь.

Ладно, что бы я вчера ни пережила, эта чашка многое искупает.

Я прихожу в благостное состояние настолько, что, когда Влад снова тянет ко мне лапы, я просто бью по ним и даже не ругаюсь.

Пока я собираюсь домой, он мотается за мной по квартире.

За Козыревым мотается Сева.

Оба меня нервируют, но почему-то довольно вяло.

В итоге вместе со мной собрался Влад.

— А ты куда? — спрашиваю я его, костеря себя за то, что вчера не позаботилась о мобильнике.

Видимо, Левина вчера жаждала узнать, как у меня дела обстоят и звонками разредила телефон нахрен. Зарядник с собой в ресторан я естественно не брала. Козыревская мне не подходит.

— Отвезу тебя домой, — сопит он.

— Ну ладно…

Отказываться глупо. Тем более, что там еще какая-то лужа, помнится, во дворе.

В машине мы молчим. На меня вдруг накатывают стыд и неловкость, а что происходит с таким говорливым Владом я не знаю. Да и честно говоря, меня больше заботит собственное состояние. Поэтому, назвав Козыреву адрес, я отворачиваюсь к окну и попеременно то краснею, то бледнею, вспоминая свое вчерашнее родео.

И настолько увлекаюсь самобичеванием, что не сразу соображаю, что, остановившись у моего дома, Влад не только открывает мне дверь, но и провожает меня до подъезда.

Точнее, я спохватываюсь уже у лифта.

— А ты куда?

— До двери доведу, — буркает чем-то недовольный Козырев.

И что ему не так?

Он же получил все, что хотел?

Но, видимо, у него в организме до сих пор бродят какие-то желания, потому что как только я открываю дверь в квартиру, он заходит туда вместе со мной и, распахнув пальто, снова начинает меня тискать.

— Ты ведь без трусиков, да? — хрипло спрашивает меня он.

— Даже не думай! — отбиваюсь я от произвола.

— Я тебе попозже позвоню, — тяжело дышит Влад, отказываясь выпускать меня из лапищ. — Во сколько часов набрать?

— В никогда часов! — тут же отвергаю я, потому что промежность начинает жалобно стонать.

— Это мы еще посмотрим, — зло сузив глаза, рубит Козырев и, крепко поцеловав меня в губы напоследок, уходит, шарахнув дверью.

А я пытаюсь унять заколотившееся сердце. Солнечный удар просто, а не мужик.

Нет. Я больше на такое не пойду.

Ни за что и никогда.

Глава 20. Шокирующее открытие

— У тебя совесть есть? — верещит Левина в трубку. — Ты могла мне хотя бы маякнуть, что жива и здорова?

Ну как жива? Как здорова? Вот что ей сказать?

Я хожу враскоряку, хотя всегда считала, что такое выражение сильное преувеличение.

— Нету у меня совести, — покаянно вздыхаю я. — Ни совести, ни чести, ни достоинства…

— Дала? — тут же перестраивается на продуктивную беседу Янка.

— Дала, — опять вздыхаю я.

— Чем он тебя взял?

— Мясом, — душераздирающе стону я в трубку, осознавая всю глубину своего падения.

Левина мерзко хихикает в трубку.

— Ну и как? Вкусно?

— Переела, — обтекаемо отвечаю я.

— Ну и что? Чего молчишь? Пальцы у него длинные, это я помню. А ствол?

— Твоя примета работает, — признаюсь я, внутренне содрогаясь. Я теперь не та, что прежде. В меня влезает дубина Козырева, мне надо с этим смириться.

— А чего такая грустная тогда? — удивляется Яна. — Или он сплоховал?

— Да нет. Это я в конце дистанции была бесполезным грузом. Старая, видать, уже.