Почти тысячелетняя Римская империя не рухнула в один момент – могущество ее таяло постепенно, подтачиваемое множеством пограничных конфликтов. Начиная с IV в. ее территория сжималась под усиливающимся натиском германцев, вандалов, готов, бургундов и франков. Распад империи повлек за собой крупнейшую волну миграций, которая, в свою очередь, полностью изменила расстановку сил в Европе. Ее новые хозяева звались не Константинами и не Валентинианами – это были Теодорих, Аларих и Хлодвиг.

Переход к раннему Средневековью был не шумным, но и не спокойным. Все в Европе менялось местами, заполняя вакуум власти, оставшийся на том месте, где когда-то была империя. Это было постоянное лихорадочное переустройство. Миллионы людей перемещались по континенту, среди них не только воины, но и женщины, дети, старики; они вели с собой скот, везли свое имущество на ручных тележках или на повозках, запряженных быками. Почти две сотни лет Европу наполнял постоянный стук и грохот. Звуки стали стихать только в VI в., когда лангобарды захватили Северную Италию, которая до сих пор хранит их имя – Ломбардия. С Великим переселением народов закончилась история Древнего мира, и началось Средневековье.

В раннем Средневековье, после 500 г., звуковой ландшафт Европы радикально изменился. Стало тише – прежде всего вследствие дезурбанизации. Численность населения в западноевропейских городах катастрофически снизилась. В некоторых областях, таких как Британия или Центральная Европа, городская культура исчезла практически полностью. На значительной территории произошел регресс в направлении аграрного общества с характерным для него набором акустических явлений, и в течение следующих веков задавать тон будут не большие города, а деревни. В средневековой деревне каждый звук был на счету. Всем было понятно, что и где происходит. Звук говорил сам за себя. То, что невозможно было истолковать, вызывало беспокойство, отторжение и крайнюю настороженность. Из домов было слышно, как люди молятся перед сном или перед трапезой. Плач детей, стоны больных, звуки соития – все это беспрепятственно достигало ушей средневекового человека. Личное пространство, интимная зона, звукоизоляция, уединение – ничего подобного тогда еще не было. Кашель или горячечный стон слышали все в доме (или в хижине). Даже легкие вирусные заболевания нередко приводили к смерти. Средняя продолжительность жизни тогда была экстремально низкой, она составляла 25 лет у женщин и 32 года у мужчин – еще ниже, чем в античном мире.

Главной добродетелью Средневековья было терпеливое ожидание – солнца, весны, урожая, странствующих купцов. Добавим к этому фатализм и смирение перед Божьей волей. Течение времени в деревне было особенно медленным. Она была царством размеренности и однообразия. В ее упорядоченном мире не находилось места громким происшествиям. Если нечто все-таки происходило, это был случай из ряда вон выходящий, непорядок, угроза.

Сложно представить себе, какими маленькими стали средневековые города по сравнению с античными – классическим Римом, древней Александрией, имперским Триром. Соответственно, в них стало гораздо тише. Они потеряли свою притягательность, так как римская инфраструктура разрушилась и более ничто в них не привлекало людей. Римские гарнизоны, торговые пути между крупными городами, разноязычный гомон, быстрый обмен информацией, оживленные празднества и игры, скачки и театры – все исчезло, все стихло. Опустели дороги, которые связывали города уходящей Античности. Средневековье окутало Европу тишиной.

Улицы приходили в упадок и зарастали травой. Античные города растаскивали по кирпичу, из языческих храмов сделали церкви. Раннее Средневековье пользовалось наследием Рима, не создавая ничего нового. Забылись достижения древней цивилизации: водопровод, канализация, публичная власть, градостроительство, термы и ежедневный уход за собой. Когда начали разрушаться городские укрепления, отток людей из городов только усилился. Еще в конце Античности население Трира насчитывало около 100 000 человек, что делало его самым крупным городом на севере империи, вторым Римом (Roma secunda) на Мозеле. В начале Средневековья Трир совершенно потерял былое значение. Его площадь сократилась более чем вдвое, и проживали там всего несколько тысяч человек.

Этот политический, культурный и религиозный вакуум можно было заполнить чем угодно. Христианская церковь сполна воспользовалась этим уникальным историческим шансом, чтобы утвердить свою власть – даже над светскими государями. Она редко доминировала над ними открыто, но не напрямую – почти всегда. Церковь заполнила также звуковой вакуум, оставшийся после гибели античных городов. Звуковой ландшафт Средневековья был в ее власти, и отчасти такой порядок вещей сохранился вплоть до Нового времени.

Итак, церковь задавала тон: звон колоколов, органная музыка, пение религиозных процессий, а позже – крики людей, горящих на кострах святейшей инквизиции. Однако не она одна. Двумя другими важнейшими источниками звуков были топоры и колеса водяных мельниц. Их стук, скрип и плеск были символом революционных изменений.

Несмотря на акустическое доминирование церковных колоколов, средневековый европейский город звучал далеко не сакрально – напротив, его звуковой облик был до крайности светским. Никакой созерцательности, умиротворения и благочестивой тишины. Средневековый город шумел беззастенчиво, неделикатно и от души. Он был полон самых разных звуковых сигналов, ведь тогда не было ни световых вывесок, ни рекламных плакатов, а надписи и указатели встречались совсем редко, поскольку лишь единицы тогда умели читать. Многочисленные зазывалы привлекали внимание к своему товару или услугам. «Расписные лошадки, расписные куколки, прянички, счетные пфенниги, трубочки, облатки, карточные игры!» «Горячий шпеккухен! Господа, горячий шпеккухен!»[31] Медиевист Отто Борст собрал множество подобных фраз[45]. В средневековом городе процветала устная культура, а коль скоро говорили все – там было шумно. Крик был в порядке вещей, иначе человеческий голос терялся в шуме даже провинциальной улицы. Путешествующие торговцы громко расхваливали свой товар, а вместе с ним приносили последние новости. Заседания суда проходили под открытым небом, и, если кого-то приговаривали к телесному наказанию, звук палочных ударов слышала вся улица. Каждый должен был знать, как поступают с преступниками.

Средневековый стиль общения был грубым, резким и, по современным меркам, оскорбительным. Бурные и громкие ссоры были обычным делом, забористая ругань – нормой. Люди бранились и проклинали друг друга на чем свет стоит. Они не скупились на нелестные эпитеты и проклятия. «Чтоб тебе век добра не видать», «забери тебя чума», «гореть тебе в аду» были совершенно ходовыми выражениями[46]. Люди потчевали друг друга насмешливыми или обидными прозвищами грубо и громко. «Пустозвон», «сукин сын», «поп смердящий», «сосуд зла», «клеветник», «пропойца» – это лишь немногие из тех ругательств, которые засвидетельствованы в письменных источниках, включая литературные произведения и судебные протоколы[47]. Используя обсценную лексику, люди не всегда намеревались оскорбить друг друга – они могли добродушно подтрунивать над собеседником или виртуозно браниться на потеху публике. Характерная городская бойкость, обусловленная особенным правовым положением. В