Вакху. Разгул, распущенность, много шума и алкоголя – так отмечали вакханалии на Авентине ежегодно в середине марта начиная со II в. до н. э. Вообще же в римском календаре насчитывалось до 90 различных празднеств. С течением времени они могли изменяться или вовсе исчезать, но их все равно было очень много. Почти каждую неделю у римлян находился повод для массовых гуляний и бурного веселья.

Повсюду звучала музыка – в таверне, во время домашнего застолья в триклинии (пиршественном зале), в театре, на арене, а также на поле брани и на триумфе вернувшегося с победой полководца. Она была поистине вездесущей и время от времени очень громкой – иначе ее легко заглушал городской шум. Тимпаны, систр или кимвалы задавали ритм, в то время как духовые инструменты – такие как корну, туба или литуус – использовались преимущественно в армии или на официальных торжествах, устроенных императором и Сенатом.

Шум императорского Рима достигал пика вовсе не на радостных праздниках жизни, а при созерцании торжественно обставленной смерти. Рев бушующей массы зрителей, наблюдающих бой гладиаторов, травлю зверей или гонки колесниц (между прочим, тоже связанные с риском для жизни), – никакой другой звук в сознании современного человека так прочно не ассоциируется с Древним Римом. При этом никто из нас никогда не слышал эту толпу, если не считать современные экранизации исторических романов, вроде «Камо грядеши». Звуки Древнего Рима утрачены безвозвратно. В нашем распоряжении лишь письменные свидетельства современников, и они, что удивительно, не противоречат нашему представлению. Рев толпы был в самом деле инфернальный, нечеловеческий, в нем звучали возбуждение, жажда крови и острых ощущений.

https://youtu.be/HtZtIaHeh1M?si=JBYlztJGn1lLG_Vz

4. Античная музыка

Римский рог-корну, II в. (реконструкция)

Не всем в Риме нравились эти кровавые спектакли. Сенека, например, презирал гладиаторские бои, шумные игрища и состязания колесниц. В своих «Нравственных письмах к Луцилию» он жаловался: «Вот с ристалища донесся громкий крик и, хоть не сбил меня, однако отвлек и сам стал предметом сопоставления. Я подумал про себя: как много людей упражняют тело и как мало – душу! Сколько народу сбегается смотреть потешное и мимолетное зрелище… Как немощны духом те, чьими плечами и руками мы любуемся!» (80, 2)[40]. Находиться возле Большого цирка (Circus Maximus) философу было весьма неприятно из-за сильного шума, что и нашло отражение в его письмах.

Большой цирк был и остается крупнейшей ареной в истории проведения массовых мероприятий. Размеры его ипподрома (600 м в длину и 200 м в ширину) побили все рекорды, и не только античные. По сообщению историка Плиния Старшего, вместимость цирка могла достигать 250 000 мест («Естественная история». XXVI, 102). Даже если это число значительно завышено, ни один современный стадион все равно не выдерживает сравнения с римским гигантом.

В Большом цирке, предназначавшемся в первую очередь для гонок на колесницах, было наверняка чудовищно шумно. Приблизительное представление о тогдашней обстановке можно получить, побывав на футбольном матче. Рев переполненных трибун, крики фанатов, поддерживающих своего фаворита, к тому же звуки с ипподрома – щелканье кнута, стук колес, топот десятков копыт. Нередко можно было услышать грохот столкновения и падения колесниц, крики и стоны пострадавших возниц. В одной из своих сатир Ювенал пишет:

…если позволят

Мне говорить в огромной толпе, в толпе чрезмерной,

Я бы сказал, что цирк вместил всю столицу сегодня;

Крик оглушителен: я узнаю о победе «зеленых».

Если бы не было игр, ты увидел бы Рим наш печальным

И потрясенным, как в дни поражения консулов в Каннах[29][41].

В формировании акустической обстановки состязаний уже активно участвовали фанаты. Как в наше время на гонках «Формулы-1», футбольных и бейсбольных матчах, римские болельщики встречали возниц своей любимой конюшни неистовыми и оглушительными воплями. Уже в империи существовали четыре равнозначные цирковые партии, каждая со своей группой поддержки: зеленые (прасины), синие (венеты), красные (руссаты) и белые (альбаты). Их поклонники начинали бушевать еще до начала гонок: песни и кричалки создавали невероятный шум, знакомый практически всем крупным городам Римской империи, где только был цирк.

Строительство Колизея (собственно Амфитеатра Флавиев) означало наступление новой эры в истории шумных зрелищ. Возведенный в 75–80 гг. при императорах Веспасиане и Тите, он и сейчас является самым большим амфитеатром в мире. Естественно, он сразу стал центром огромного города. Его было видно и слышно издалека, особенно если на кровавое представление собирались все 50 000 зрителей, которых он мог вместить. Историк Дион Кассий (между 155 и 164–235) рассказывал, что игры в честь открытия Колизея продолжались целых 100 дней, в течение которых гладиаторы сражались друг с другом и с дикими животными. На арену в один день выпускали до 5000 зверей, а всего здесь было убито до 9000 домашних и диких животных[30]. Даже привычные к зрелищам римляне были наверняка поражены этим акустическим шоу: рычание львов, рев слонов и медведей, звон оружия и возгласы ужаса на трибунах. Поэт Марциал незадолго до своего сорокалетия, вероятно, присутствовал на открытии Колизея и отразил в одной из своих эпиграмм, как зрители встречали императора: бесчисленные «Рукоплескания… и крики в полном театре, / Если внезапно народ Цезаря лик увидал» (VI, 34)[42].

В 79 г. некоторые римляне невольно стали свидетелями природной акустической трагедии – извержения Везувия, под пеплом которого оказались погребены четыре города на берегу Неаполитанского залива: Помпеи, Геркуланум, Оплонтис и Стабии. В этой катастрофе погиб Плиний Старший, племянник которого Плиний Младший (61/62 – ок. 112 или 114) оставил детальный отчет о произошедшем. Он удивительно мало пишет о звуках, сопровождавших извержение, зато очень много – о человеческих голосах. Пылающий город наполняли вопли женщин, плач младенцев и крики мужчин. Одни звали родителей, другие – жен, третьи – детей. Всюду плач и жалобы; иные в отчаянии молились, чтобы к ним поскорее пришла смерть (Письма Плиния Младшего. IV, 20)[43].

Благодаря извержению до наших дней сохранилось одно примечательное граффито. Законсервированное под вулканическим пеплом, оно донесло до нас свидетельство о том, что курортный город Помпеи бывал таким же беспокойным, как столичный Рим. Некто Мацериор нацарапал свою жалобу на кирпичной стене дома по виа Стабиа, одной из главных улиц Помпей. Он призывал эдилов (магистратов, ответственных за общественный порядок) следить за тем, чтобы люди не шумели на улицах и не мешали другим спать[44].

Средневековье. Тон задает церковь

Буря перед