— Один, — сказал Кальченко.

— Вот и хорошо, что один.

Кальченко привел уполномоченного к себе домой. Пить не пили, да оно было и понятно. Уполномоченный прибыл сюда не затем, чтобы пить, а Кальченко водка просто не лезла в горло. Он ждал, что ему скажет уполномоченный.

Посидели за столом, на котором сиротливо стояла нетронутая бутылка, помолчали, глядя друг на друга.

— И как там дядя Сева? — спросил наконец Кальченко.

— Жив и здоров, — ответил уполномоченный. — Велел тебе кланяться. А заодно велел спросить, помнишь ли ты ваш давний уговор?

— Что ему надо? — спросил Кальченко.

— Сущие пустяки, — ответил гость. — Однако же дядя Сева просил, чтобы ты отнесся к его просьбе со всем вниманием. И выполнил ее со всей старательностью. Иначе дядя Сева даст кое-кому послушать красивую песенку. Не знаю, что это за песенка. Но дядя Сева сказал, что ты должен ее помнить.

— Что ему надо? — повторил вопрос Кальченко.

— А вот что… — сказал уполномоченный.

Таинственному дяде Севе надо было вот что. В тех краях, где был расположен поселок Участок номер семнадцать, должна будет проходить железнодорожная магистраль. Точнее сказать, участок магистрали, название которой — БАМ. Со слов дяди Севы, участок этот будут строить заключенные из той колонии, в которой Кальченко трудится контролером.

— Я это знаю, — нетерпеливо произнес Кальченко. — Дальше-то что?

А дальше, по словам уполномоченного, Кальченко должен пристроить в зэковский строительный отряд верных людей из числа заключенных. Много не надо — человек десять.

— Зачем? — спросил Кальченко.

— Для выполнения ответственного задания, — сказал уполномоченный. — То есть это задание должны будут выполнить именно они, заключенные. Твое же дело — растолковать им, что от них требуется. Ну и, конечно, убедить их. Так сказать, нацелить и сориентировать.

— Какое задание? — отрывисто спросил Кальченко.

На этот вопрос уполномоченный ответил не сразу. Он взял бутылку с водкой, повертел ее в руках, хмыкнул, для чего-то ее встряхнул, поставил на место и лишь затем произнес:

— Невдалеке от поселка, в котором мы с тобой сейчас находимся, есть другой поселок. Километрах в пятидесяти, не больше. Совсем новый, только-только выстроенный. Называется Светлый. Поселок, сплошь состоящий из общежитий. И живут в тех общежитиях люди, которые строят БАМ. Такова, стало быть, общая картина…

— И что же? — нетерпеливо спросил Кальченко.

— Этот дивный поселочек нужно сжечь, — спокойно, с откровенно подчеркнутыми нотками равнодушия произнес уполномоченный. — Чтобы, значит, он сгорел дотла. Если при этом еще и погибнут люди, будет совсем хорошо. Это и должны сделать твои верные люди из числа заключенных. А уж при твоем ли участии, без него ли — это ты решай сам. Главное — чтобы дело было сделано.

— Зачем? — все так же коротко спросил Кальченко.

— Что зачем? — не понял уполномоченный.

— Зачем его нужно поджигать, тот поселок? Да еще вместе с людьми?

— Ну, уж это не нашего ума дело, — пожал плечами уполномоченный. — Значит, так нужно. Дядя Сева — человек серьезный, и бессмысленных поручений он не дает. Разве ты еще не понял, что он человек серьезный?

— И как я должен это сделать? — спросил Кальченко.

— А как хочешь, — уполномоченный равнодушно пожал плечами. — Мое дело — передать тебе просьбу от дяди Севы. А там — думай сам. А чтобы тебе думалось легче и радостнее, дядя Сева велел передать тебе вот это.

Уполномоченный пошарил у себя за пазухой и вытащил оттуда завернутый в оберточную бумагу сверток.

— Что это? — спросил Кальченко.

— Деньги, — ответил уполномоченный.

— Какие деньги? — не понял Кальченко.

— Настоящие, — ухмыльнулся уполномоченный. — Рубли. Много рублей.

— Зачем? — спросил Кальченко.

— А это плата за твои труды, — пояснил уполномоченный. — Дядя Сева так и сказал… А еще он сказал, что доверяет тебе, потому и передает деньги еще до того, как ты сделал дело. А доверие дяди Севы многое значит! Да ты возьми пакет-то! Разверни, полюбуйся, сосчитай…

Кальченко с осторожностью взял пакет и развернул его. Там и в самом деле были деньги. В основном червонцы, но были и двадцатипятирублевки, и даже пятидесятирублевые и сотенные купюры.

— Ну, убедился? — хмыкнул уполномоченный. — Говорю же тебе — деньги. Самые настоящие. И все они твои. Впрочем, дядя Сева рекомендовал часть денег отдать заключенным, которые будут поджигать поселок. Иначе чем ты их соблазнишь? А так — подожгут они поселок, получат от тебя деньги, и — вольному воля. С деньгами отчего бы им не совершить побег? Ну, ты все понял? А то мне пора уходить.

— Понял, — хриплым голосом ответил Кальченко.

— Вот и хорошо, — усмехнулся уполномоченный. — Тогда действуй. Да, гляди, не хитри и не балуй! Поджечь поселок ты должен ровно через три недели. Лучше ночью, ну да так и удобнее. Ночью кто вас увидит? Да и народу в поселке будет куда как больше ночью… Так сказал дядя Сева. Давай-ка с тобой сосчитаем, когда это должно произойти… Ну да, в ночь с тридцатого на тридцать первое июля. Запомни эту дату и не забывай ее. Это просьба дяди Севы.

С этим словам гость встал из-за стола и вышел за дверь. А Кальченко остался. За окном темнело, в окно стучал редкий дождь. Битый час Кальченко сидел за столом, тупо глядя на лежавшие перед ним купюры. Подспудно он понимал, что начался новый этап в его жизни. Может, удачный и счастливый, а может, и погибельный. Тут уж как получится…

Постепенно он стал приходить в себя. Для начала он сосчитал деньги — сумма и впрямь была немалая. Даже если он отдаст половину этой суммы заключенным, как советовал дядя Сева, то и в этом случае денег останется немало. С такими деньгами можно безбоязненно уволиться из контролеров и отправиться куда-нибудь подальше, под какие-нибудь пальмы, в какие-нибудь благословенные края, где всегда много солнца, всегда тепло, а потому всегда беззаботно и радостно.

Вот только вначале нужно сделать дело. То есть поджечь этот окаянный поселок Светлый. Интересно бы знать, для чего это понадобилось дяде Севе? И вообще кто он такой, этот дядя Сева? Откуда у него столько денег? Да ведь все равно, сколько ни размышлял, а ответы на все эти вопросы не отыщешь. А потому нужно сделать то дело, о котором просил дядя Сева. И за которое, между прочим, он заранее заплатил. Щедро заплатил…

Да, но как же его сделать? Над этим вопросом Кальченко размышляя трое суток кряду — и днем, и даже по ночам. И, в конце концов, у него вырисовался план.

Во-первых, зэки. Были среди них у