будет та самая весточка. А дальше Николаев должен будет выполнить поручение этого человека. Только и всего. Нет-нет, ничего страшного в этом поручении не будет! Так — всякие пустяки коммерческого свойства. Но эти пустяки очень важны для дяди Севы. Вот этим-то Николаев и отплатит дяде Севе за его помощь. К тому же за выполнение поручения Николаев получит еще и немалую сумму. После чего может или оставаться в поселке, или отправляться на все четыре стороны — вольному воля.

— Риск для тебя минимальный, выгода налицо, — подвел итоги разговора дядя Сева. — Так что решай.

— А что, если я соглашусь и потом обману вас? — спросил Николаев.

— А что, у тебя есть такое намерение? — спросил в ответ дядя Сева.

— Нет, — ответил Николаев. — Это я просто так…

— Вот и не задавай глупых вопросов! — назидательно произнес дядя Сева. — Ну, так что же?

— А давайте! — решительно махнул рукой Николаев.

— Молодец! — похвалил Николаева дядя Сева. — В этой жизни нужно быть решительным. Иначе что это за жизнь? В общем, так. Завтра в это же самое время встретимся вновь. Принеси мне свое фото на паспорт. А все остальное — мое дело.

Назавтра они встретились вновь. А еще через два дня дядя Сева вручил Николаеву новый паспорт, в котором значилась совсем другая фамилия — Кальченко. Николаев недоверчиво повертел паспорт в руках, но все же не отказался от него и сунул в карман.

— А теперь немедленно исчезай из города! — приказным тоном потребовал дядя Сева. — Родных у тебя в городе нет, так что никто тебя не хватится, а друзья-приятели скоро тебя забудут.

— Откуда вы знаете о моих родных? — с удивлением спросил Николаев — теперь уже, впрочем, Кальченко. У него и в самом деле не было родни ни в городе, ни в его окрестностях, ни на всем белом свете. Он был детдомовец.

— Знаю, — неопределенно произнес дядя Сева. — Ну, покамест прощай.

Новоиспеченный Кальченко совсем уже было собрался выходить из машины и даже открыл дверцу, но дядя Сева неожиданно придержал его за руку.

— Погоди, — сказал он. — Хочу, чтобы ты на прощание послушал одну песенку…

— Какую еще песенку? — удивленно спросил Кальченко.

— Хорошую песенку, — загадочно ответил дядя Сева. — Такую, какая запоминается на всю жизнь.

С этими словами он нажал на панели машины какую-то кнопку. И Кальченко услышал свой собственный голос и еще — голос дяди Севы. Оказывается, разговор между ними от начала до конца, со всеми подробностями был записан на магнитофонную пленку. В том числе и разговор о фальшивом паспорте. Жить по фальшивому паспорту — преступление, и это Кальченко при всей его легкомысленности понимал отчетливо. И ему стало страшно.

— Зачем это вам? — спросил он.

— На всякий случай, — ответил дядя Сева и усмехнулся. — На всякий случай… Чтобы ты не совершил какой-нибудь глупый поступок. Да ты не опасайся! Будешь вести себя разумно — все останется между нами. Мне ведь тоже нет никакого резона светиться с липовым паспортом. Ну, ступай. И завтра чтобы тебя в городе уже не было. Помни дядю Севу.

Глава 7

Вот так Кальченко и оказался в населенном пункте Участок номер семнадцать. Здесь и в самом деле находился лагерь заключенных, которому и впрямь нужны были прапорщики-контролеры. Дядя Сева оказался прав. Кальченко вначале даже подивился — откуда дядя Сева все это мог знать? Но поскольку ответа на этот вопрос все равно не было, он лишь махнул рукой и пошел записываться в лагерные контролеры. Его взяли и отправили в школу прапорщиков. Окончив учебу, он вернулся и приступил к службе как прапорщик Кальченко.

Вначале он чувствовал себя неуютно и тревожно. Ему казалось, что не сегодня так завтра его непременно изобличат, и тогда он из надзирателя превратится в заключенного. Но никто его не изобличал. Кроме того, он пытался понять, кто же таков этот дядя Сева на самом деле. Но у него не было на этот вопрос ответа. Еще он ожидал обещанной весточки от дяди Севы, но и ее все не было и не было.

Так проходили дни за днями, недели за неделями, месяцы за месяцами. И в конце концов, Николаев начал постепенно забывать, что он на самом деле Николаев, а не Кальченко.

Стал он забывать и о дяде Севе. Ему даже стало казаться, что никакого дяди Севы в его жизни и вовсе не было, что он ему приснился, или пригрезился, или, может, он его просто придумал. В другой раз ему казалось, что дядя Сева все же был, но что-то с ним случилось: он или умер, или по каким-то причинам отбыл из Хабаровска на другой край света и, значит, никогда больше не возникнет в его жизни. А коль так, то можно жить спокойно и безбоязненно. Пускай даже и под другой фамилией, по фальшивому паспорту — какая разница?

Тем более что та жизнь, которой он жил, ему в общем и целом нравилась. То есть ему вполне нравилось быть прапорщиком-контролером в лагере для заключенных, он постепенно и исподволь обнаружил здесь немало выгод. Например, продажа водки заключенным втридорога — чем не выгода? Конечно, здесь таился немалый риск, но, в конце концов, многие другие контролеры делали то же самое — и ничего, все сходило с рук.

Так он прожил два с половиной года. Но однажды случилось то, что и должно было случиться — к нему прибыл вестник от дяди Севы. Все случилось неожиданно и при этом обыденно. Недалеко от поселка находились старые, едва ли не с дореволюционных времен торфяные разработки. На них трудились и вольные жители поселка, и некоторые заключенные — словом, разработки так или иначе кормили весь поселок. На эти самые разработки из Хабаровска или еще невесть откуда часто приезжали всяческие инспектирующие и проверяющие лица. Вот под видом такого лица и прибыл в поселок посланец от дяди Севы.

Встреча произошла вечером. Кальченко, закончив работу, зашел в поселковый магазин, чтобы прикупить себе что-нибудь на ужин. Тут-то к нему и подошел незнакомый человек.

— Ты — Кальченко? — вполголоса спросил он.

— Он самый, — с некоторым удивлением ответил Кальченко. — А ты-то кто такой?

— Тебе привет от дяди Севы, — все так же тихо произнес уполномоченный.

У Кальченко отчего-то зазвенело в ушах. Какое-то время он с молчаливым, даже испуганным удивлением смотрел на уполномоченного.

— Тебе привет от дяди Севы, — повторил уполномоченный и усмехнулся: — Забыл, что ли, дядю Севу?

— Припоминаю, — выдавил из себя Кальченко.

— Вот и хорошо, — сказал уполномоченный. — Возьми бутылочку, пойдем