Шрифт:
Закладка:
— Ещё одно неуважительное слово — располосую так, что мать родная не узнает, — белёсые когти как по волшебству возникли перед его лицом, и молодчик застыл, завороженный их потусторонним видом.
— Ты… мужик… не знаешь… кто я!
— Зато знаю, кто я, — ироничное пожатие плеч стало ему ответом.
Знал бы парень, чего мне стоила эта напускная ирония! Сдерживаться было физически тяжело, помогало лишь удивительное спокойствие сестёр по стае. Поразительно, но валькирии всё время нашего рандеву взирали на происходящее с известной долей фатализма. В их взглядах, как мне показалось, проступило даже что-то материнское. Кошки просто позволяли своему молодому котику играться, а потому не вмешивались. Следующие фразы, впрочем, вышли далеко не такими спокойными, слова вырывались из горла змеиным шипением:
— Ты должен быть благодарен мне уже за то, что до сих пор жив… И если хочешь… чтобы так оставалось и впредь… потрудись извиниться перед Викерой.
— Извиниться?!. Это ты сейчас приползёшь извиняться! И свою шалаву с собой притащишь!
Должен признать, на этом месте закончилось уже моё терпение. А кошки всё стояли, и с живейшим интересом наблюдали за происходящим. Складывалось впечатление, что им вообще плевать, что там бормочет этот недавний внешник. Ну а не будь рядом меня, они бы просто отмахнулись от него, легко вычеркнув из жизни единым взмахом когтистой ладони. Я же начал действовать на уровне рефлексов, вбитых за месяцы подготовки в стае. А какой рефлекс у кота первичен? Воздух пронзила серия взблесков белёсого металла, отражающего свет искусственных светильников. Буквально за пару секунд незадачливый обидчик получил не меньше десятка ударов по лицу, плечам, груди. Капли крови забрызгали прилежащие столы, пол, шариками ртути задрожали в окне.
Лишь когда я завершил экзекуцию, до парня наконец дошло, что его только что не просто обожгло чем-то — его приложили теми самыми когтями, которые до того демонстрировали. Дурень заверещал. Сначала показалось, кинется на меня, но нет — побежал прочь, разбрызгивая заполошными движениями рук кровавые капли. Побежал к своему столу, под завязку забитому гостями.
— Фиалка что-то такое говорила… вроде бы мужчинам внешников доставляет удовольствие защищать своих женщин… — донёсся сквозь муть возвращающейся действительности голос Тиш.
— Неплохо, неплохо… — протянула наставница, чеша меня за ушком. Учитывая, как пристально она при этом осматривала собственное одеяние и платье сестры, валькирия имела в виду отнюдь не наш разговор, а проявленный во время короткой экзекуции расчёт: ни одна капля не попала ни на меня, ни на моих спутниц.
— Красиво, — согласилась моя пепельноволосая кошка, прежде чем обнять и прижаться со спины. Её ладошки, не желая больше ходить вокруг да около, по-хозяйски умастились внизу живота. — Неплохо мы тебя натаскали! А, кот?.. Самое время теперь пойти куда-нибудь потрахаться!
— Тиш, я…
— Ну-ну… Сегодня мы сами решаем, где и когда тебя драть. Твое же дело простое — получать удовольствие, — ощерилась кошка. — Вик?..
— Поддерживаю. Я уже хорошо разогрелась. Танцы, ласки, кровь… — девочка принялась облизывать свои коготки, задумчиво поглядывая в зал. — Только сначала раскидаем вон тех недореспубликанцев — они всё равно не дадут нам пройти в кабинет для привата… Я ведь как считаю? Нечего всяким наблюдать, как любят настоящие республиканки и республиканцы. Будет урон психике. Ты со мной согласен, Кошак? Будет урон?
— Ты потрясающе рассудительна, Вик. Я восхищён. Зря на вас в Ордене напраслину возводят…
Брюнетка только загадочно мне улыбнулась, ну а Тиш ткнулась сбоку бедром, беря под руку. Немного постояли, вглядываясь в зал — туда, куда унёсся наш визави, по дороге пятная мебель кровью. За столами его явно непростых гостей как раз начиналось нездоровое шевеление. Отодвигались стулья, раздавались громкие голоса, шла оживлённая жестикуляция. Но вот из всей этой кучи-малы выделилась шестёрка бравых парней, уверенно направившихся в нашу сторону.
— Ты вот что, кот. Постой пока в сторонке, — небрежно бросила Вик, расцветая кровожадной улыбкой. — Оторвался? Теперь наш черёд.
— Ты свою роль уже выполнил: привёл нас туда, где можно хорошо развлечься. Создал ситуацию, в которой можно отлично размять коготки. Я потом тебя поблагодарю, потерпишь чуть-чуть? — вторила наставнице Тиш.
— Вик, мы здесь вместе. Не хочу, чтобы вы принимали основной удар на себя.
— Ничего, заодно потренируешь терпение, — не прониклась эта предельно рациональная ариала.
— Орден может…
— Не может. Ты всё разыграл как по нотам. Нас публично оскорбили. Ты порезал пьяного неадеквата. Они напали. Мы чуть поучили их уму-разуму. Никаких перегибов с нашей стороны, только лёгкие раны и нефатальные травмы. Так что стой и смотри, как девочки резвятся.
В принципе, дальше дёргаться было бы глупо, в соображениях Вик не было ничего смертельного для тех ребят. Кошка всего лишь стремилась размять коготки. Профессионал уровня ариалы вполне способен дозировать воздействие, даже с внешниками — что неоднократно демонстрировала во время нашего литанского вояжа. Но последним аргументом стала банальная, в общем-то, мысль. Я здесь не ради некой абстрактной мужской солидарности. Я всего лишь выгуливаю собственных женщин. А коли привёл девочку развлекаться — будь добр обеспечить должный уровень удовольствия. Всё просто. Они уверены, что моя игра с недавним внешником — для их вящего удовлетворения. Пусть думают так и впредь.
— Хорошо, кошки. Я привёл вас развлекаться — развлекайтесь. Если что — накрою полями сразу всю площадь, — и в позе ленивого ожидания привалился плечом к оконной раме.
— Молодец, милый котик, — Викера мгновенно оказалась рядом и из положения сбоку прошлась язычком по моей шее, по подбородку, по губам… на этом она посчитала облизывание достаточным. А вот её ученица обошлась без облизываний. Лишь сдавила когтистой ладонью мою ягодицу и хорошенько вздёрнула вверх, так что я едва-едва на носочки не выпрыгнул. Мгновение — и вот уже мои кошки тенями стелются по земле, выходя на сближение со своими живыми игрушками, даже не подозревающими о своей грядущей и настоящей роли в кошачьем представлении.
В месте, где мы сейчас стояли, зал несколько изменял своей привычной прямоугольной форме, выдвигая в