Шрифт:
Закладка:
Внешность Софьи и правда была далека от идеала «тургеневской барышни». Вместо тонких аристократических черт лица Иван Сергеевич увидел нос утицей, большой лоб и тяжелый подбородок. Тургенев сразу же скис, потерял интерес и разговаривал с молодой женщиной неохотно, чуть ли не зевая.
А вот Толстого внешность Бахметевой ничуть не смутила. Крупный, невероятно сильный Алексей Константинович разглядел в миниатюрной Софье не неказистый нос и тяжелую челюсть, а добрые, лучистые и невероятно печальные глаза. Эти глаза покорили Толстого на всю жизнь, сподвигли на написание стихотворения, положенного на музыку Петром Ильичом Чайковским и ставшего одним из самых известных, самых чарующих русских романсов:
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал.Граф Алексей Константинович Толстой был представителем знатной фамилии, другом детства царя Александра II, талантливым писателем и наследником немалого состояния. В свете он считался завидным женихом, но вот Софье Бахметевой здоровяк, спокойно поднимающий взрослого человека одной рукой и скручивающий винтом кочергу, почему-то не понравился. Но она все равно принимала ухаживания Толстого и давала понять, что считает его своим женихом.
Пока Алексей Константинович писал Бахметевой восторженные и пылкие письма, сочинял полные нежности стихи, Софья во время оздоровительной поездки в Саратов «пала в объятия» писателя Дмитрия Григоровича. Из Саратова Бахметева отправилась в родное имение Смольково в Пензенской губернии, там в те годы жили ее родители.
Между тем до Толстого дошли слухи о романе невесты с Григоровичем. Слухи были настолько неприличными, что Алексей Константинович немедленно выехал в Смольково.
Бахметевы встретили графа с распростертыми объятиями. Софья спокойно выслушала жалобы Толстого, после чего честно поведала ему все о своей жизни.
Алексей Константинович из уст любимой женщины узнал о соблазнителе-Вяземском, о гибели брата, о внебрачной дочери, об осуждении света.
Толстого потряс рассказ Софьи. От гнева не осталось и следа. Теперь эта женщина была для него несчастным человеком с тяжелым прошлым. Алексей Константинович надеялся, что именно он сможет избавить Софью от «демонов прошлого» и подарить ей покой и семейное счастье.
«Бедное дитя, с тех пор как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы… Мне тяжело даже слушать музыку без тебя. Я будто через нее сближаюсь с тобой!»
В ослеплении любви граф забывал, что Софья – замужняя женщина. Миллер, несмотря на то что брак был фиктивным, развода супруге не давал. Толстой и Бахметева встречались тайно и очень редко.
Развитию этого романа не способствовала и позиция матери Алексея Константиновича, Анны Алексеевны Толстой. Графине было известно о «падении» Бахметевой-Миллер, о внебрачном ребенке, доходили до нее и непристойные слухи о том, что с каждого бала Софья уезжает с новым кавалером.
Однажды увидав Бахметеву в свете «вживую», Анна Алексеевна поразилась, как сын мог влюбиться в эту «чернавку» (так называли служанок в барском доме, выполняющих самую черную работу).
В разгар Крымской войны, в 1855 году, 38-летний Алексей Константинович надумал создать добровольное ополчение из жителей его имений Красный Рог, Почеп, Погорельцы и прочих. Однако сделать это не удалось, и Толстой поступил добровольцем в стрелковый полк Императорской фамилии. До фронта Алексей Константинович так и не доехал. В Одессе произошла вспышка тифа, выкосившая чуть ли не половину полка. Толстой выжил лишь чудом. И чудо это звали Софья Андреевна Бахметева-Миллер.
Узнав о болезни друга, Софья Андреевна немедленно отправилась в Одессу. На этот раз женщина ни от кого не таилась и, не обращая внимания на осуждение общества, выхаживала больного писателя. Тиф отступил, а вскоре Лев Миллер все-таки дал супруге развод.
Когда скончалась мать Алексея Константиновича, графиня Анна Алексеевна, на пути влюбленных больше не имелось препятствий. Однако Толстой и Бахметева сочетались законным браком лишь в 1863 году в Дрездене, спустя 12 лет после знакомства.
Поначалу жизнь молодоженов была безоблачной. Чрезвычайно деликатный и добрый Алексей Константинович и словом не упрекнул супругу за прошлое. Толстой относился к Софье, как к ребенку, бесконечно жалел ее, наивно полагая, что жена хочет только покоя. Писатель ошибался: в имении Красный Рог под Брянском его супруга вовсе не чувствовала себя счастливой. Женщина сильно скучала, раздражалась по пустякам. Мужа Софья Андреевна называла исключительно по фамилии: «Какие глупости ты говоришь, Толстой!!»
Алексей Константинович стремился исполнять все пожелания жены. Зимой пара вместе с внебрачной дочерью Софьи Андреевны (которую граф удочерил) отправлялась в Европу, где скучающая дама без зазрения совести тратила графские деньги на роскошь.
Раздражение Софьи Андреевны на супруга усиливалось с каждым годом. Женщина считала Толстого довольно слабым писателем, уж конечно, значительно хуже Ивана Тургенева, когда-то метко назвавшего ее «чухонским солдатом в юбке». Алексей Константинович, сильно страдавший из-за плохого отношения жены, начал болеть. У него появились головные боли, невралгия. Однажды местный врач предложил Толстому снимать болезненные ощущения с помощью морфия. Это предложение стало билетом на тот свет.
Граф Толстой погибал медленно, но верно. Софья Андреевна видела это и ужасно страдала. Чуть ли не на коленях она умоляла супруга остановиться или хотя бы не повышать дозировку препарата. Но Алексей Константинович отшучивался: «Вечный сон не страшнее постоянной головной боли».
В 1875 году Софья Андреевна обнаружила мужа в его постели мертвым. Врач диагностировал передозировку морфином. Писателю на момент смерти исполнилось 58 лет.
Когда Толстого хоронили на кладбище в Красном Рогу, графиня плакала навзрыд и умоляла покойного мужа простить ее. По словам безутешной вдовы, никогда еще она не оказывалась в такой темноте. После похорон Софья Андреевна перебралась с дочерью в Петербург.
В городе на Неве у графини Толстой имелся собственный литературный салон, весьма популярный. Мнением Софьи Андреевны дорожили, к нему прислушивались. Дочь, Софья Петровна, к тому времени уже находившаяся замужем за дипломатом и