Газета Landsberger Lager-Cajtung издавалась на идише, но набиралась латиницей, поскольку ивритских печатных литер в Германии больше не было

Но на этот раз еврейские беженцы и DP не дали себя в обиду. После публикации очередного расистского письма в Süddeutsche Zeitung в августе 1949 года несколько сотен человек двинулись в направлении редакции газеты. Это письмо, правда, не отражало мнения редакции, но такие мелочи уже никого не волновали. Когда полиция попыталась разогнать демонстрантов, дело дошло до ожесточенных уличных боев, в которых двадцать полицейских получили травмы, нанесенные дубинками и камнями, а трое DP были госпитализированы с огнестрельными ранениями.

Многим из уцелевших во время войны немецких евреев тоже было не по душе поведение их восточноевропейских собратьев. Писатель Вольфганг Хильдесхаймер писал своим родителям в связи с упомянутым инцидентом: «Здесь, без сомнения, еще много антисемитизма, но его, к сожалению, кроме того, то и дело провоцируют своим поведением сами DP. Тут ничего не поделаешь». Мюнхенские евреи относились к восточноевропейским с растущим недоверием – и наоборот.[71]

Из 11 тысяч членов, которые мюнхенская еврейская община насчитывала до 1933 года, выжило менее 400 человек. Большинство из них – крещеные или жившие в смешанных браках евреи, часть которых избежала депортации. Сюда же относятся 160 мюнхенских евреев, вернувшихся из концентрационного лагеря Терезиенштадт. Большинство членов этой маленькой общины составляли евреи, «которые еще до 1933 года имели чисто формальное отношение к иудаизму» и причисляли себя к современному, секуляризованному миру. Им эти хлынувшие в Баварию потоки еврейских DP из Восточной Европы с их традиционным местечковым поведением были так же чужды, как и нееврейским мюнхенцам, и они опасались, что окажутся у них под пятой. Им внушало серьезную тревогу не только их численное превосходство, но и их религиозный фанатизм. Ведь восточноевропейские евреи отличались от них более ортодоксальным иудаизмом и твердой решимостью выехать в Землю обетованную, что поднимало их в глазах многих, в том числе в глазах международной еврейской общественности, в ранг евреев «лучшего сорта».[72]

Восточноевропейские ортодоксы презирали мюнхенских евреев за их «светскость» и «немецкость», которые делали их неотличимыми от баварцев. Они считали их «неправильными евреями», упрекали их в предательстве еврейства за то, что те хотели остаться в стране убийц. Этот конфликт был особенно опасен для мюнхенских евреев потому, что он затрагивал и их притязания на возмещение ущерба: по мнению восточноевропейских евреев – совпадавшему с позицией международных еврейских организаций, – права на так называемое выморочное имущество, отнятое нацистами, то есть совместное имущество уничтоженных еврейских общин, должны были перейти не к выжившим в Германии евреям, а ко всему еврейскому народу, рассеянному по миру. [73]

Большое значение придавалось миллионам исторических книг, отнятых национал-социалистами у еврейских общин Европы и переданных в немецкие библиотеки и музеи. Были основаны (чаще всего при поддержке США) различные еврейские организации с целью идентифицировать остатки разрушенной еврейской культуры и добиться от Германии возвращения их законным владельцам. С такой миссией, затрагивающей библиотеки и музеи, например, отправилась в Германию философ Ханна Арендт, директор фонда Jewish Cultural Reconstruction. Там она оказалась в эпицентре глубоких драматических раздоров между еврейскими общинами, касавшихся вопросов идентичности и интеграции. Мюнхенские евреи хотели, чтобы восточноевропейские ортодоксы поскорее отправились в Палестину – несмотря на то, что в определенном смысле получали от них немалую пользу.

Лагерь Фёренвальд в Верхней Баварии для перемещенных лиц еврейского происхождения. Все 15 улиц в нем назывались по имени какого-нибудь штата – Кентукки-, Висконсин-, Нью-Йорк- или Миссури-штрассе. Последние жители покинули лагерь в 1957 году

Американские власти тоже были заинтересованы в том, чтобы как можно скорее избавиться от еврейских DP из Польши, оказавшихся на их попечении. Их содержание и размещение обходилось слишком дорого. Однако британцы были против эмиграции на их подмандатную территорию на Ближнем Востоке, опасаясь еще большего обострения этнических противоречий, возникших там после окончания Первой мировой войны и падения Османской империи. Политика быстрой репатриации в данном случае тоже была исключена, поскольку родины у восточноевропейских евреев при трезвом взгляде на проблему уже не было. Будучи отправленными на свою историческую родину, эти люди все равно остались бы DP, а в Польше – и в буквальном смысле этого слова. Ведь на Тегеранской конференции в 1943 года и на последовавших за ней Ялтинской и Потсдамской конференциях западные союзники и Советский Союз решили вернуть Польше суверенитет, но сдвинуть ее границы на запад. Восточная Польша стала частью СССР; зато на западе к польской территории отошли бывшие немецкие земли восточнее границы по Одеру-Нейсе. Немецкое население вынуждено было покинуть эту территорию – это было переселение гигантских масштабов, затронувшее как немцев, так и поляков. После этого раздела часть Польши, из которой происходит значительная часть евреев, отошла к Советскому Союзу. Теперь они навсегда потеряли родину. И чем больше нарастала напряженность между западными союзниками и Советским Союзом в ходе холодной войны, тем меньше американцы склонялись к тому, чтобы отправить евреев-DP на восток. Так многие из этих DP застряли в Германии на несколько лет. Они сидели в построенных по решению ООН лагерях и грезили о новой родине, на которой уже никто не станет покушаться на их жизнь.

Отгороженные высокими заборами или стенами, часто на значительном отдалении от населенных пунктов или на окраине города, они постепенно превращались в эксклавы восточноевропейской еврейской жизни в Германии. Самым известным из них был лагерь Фёренвальд, рабочий поселок компании I. G. Farbenindustrie в Вольфратсхаузене под Мюнхеном. Там во время войны проживало 3200 рабочих оружейных заводов, половину из которых составляли немцы, половину – иностранные рабочие. Заселенный после окончания войны DP разных национальностей, лагерь в сентябре 1945 года был очищен от всех нееврейских обитателей и объявлен лагерем исключительно еврейских DP. В Фёренвальде было пятнадцать улиц, в том числе Кентукки-штрассе, Нью-Йорк-штрассе, Миссури-штрассе. В безликих домах-коробках, стоявших стройными рядами, как шеренги солдат, имелись центральное отопление и сантехника. За двухметровым забором «возникла типичная местечковая еврейская жизнь с собственными администрацией, полицией, судебной системой, с собственными партиями, синагогами, миквами, школами, детскими садами, театрами, оркестрами, спортивными клубами, больницами, профессиональными курсами, с кошерной кухней и многим другим».[74]

В Фёренвальде и нескольких других лагерях издавались собственные газеты на идише. Фёренвальдская газета называлась «Бамидбар. Еженедельная газета для освобожденных евреев». Она выходила каждую среду. Главным редактором был Менахем Штайер. Название «Бамидбар» означает «в пустыне» и связано с еврейским мифом о скитании израильтян по пустыне после исхода из Египта. Однако это название символизировало и мучительное ожидание в Баварии, в немецкой пустыне, перед исходом в Землю обетованную, Израиль. На первой странице каждого номера можно было прочесть девиз: «В пустыне. В глуши. На промежуточной станции. Мы выдержим. Мы дождемся. В пустыне. В глуши. Мы не вернемся, не повернем