этого утверждения таково: сновидения нормальных людей каждую ночь оживляют их детские впечатления и низводят душевную жизнь на инфантильный уровень. Тот же возврат к психическому инфантилизму («регрессия») наблюдается при неврозах и психозах, особенности которых в значительной мере могут быть описаны как психические архаизмы. Степень, в которой остатки детства еще присутствуют в разуме, отражает глубину предрасположенности к болезни; соответственно эту предрасположенность можно рассматривать как выражение задержки в развитии. Та часть психического материала человека, которая осталась инфантильной и была вытеснена как непригодная для использования, составляет ядро бессознательного. Мы полагаем, что возможно проследить в историях болезни пациентов, каким образом бессознательное, сдерживаемое силами вытеснения, находит повод стать активным и прорывается вовне, если более поздние и высшие по положению психологические образования не справляются с восприятием действительности.

В последние годы некоторые психоаналитики[75] в ходе своих исследований пришли к выводу, что принцип «онтогенез есть повторение филогенеза» должен быть применим к психической жизни; это привело к дальнейшему расширению области приложения психоаналитического интереса.

Д. Культурно-исторический интерес

Сравнение между индивидуальным детством и ранней историей человеческих обществ уже на самой ранней стадии изучения доказало свою плодотворность сразу в нескольких направлениях мышления. В этой связи психоаналитический способ мышления выступает как новый инструмент исследования. Применение гипотез психоанализа к психологии народов[76] позволяет ставить новые вопросы и заново пересматривать старые, а также способствовать их решению.

Во-первых, кажется вполне возможным использовать выводы из психоаналитического рассмотрения сновидений к таким плодам национального воображения, как мифы и сказки[77]. Необходимость истолкования такого материала назрела давным-давно; предполагалось, что за ним скрывается некий «тайный смысл», и допускалось, что этот смысл прячется за позднейшими наслоениями и трансформациями. Изучение сновидений и неврозов с помощью метода психоанализа обеспечило необходимый опыт, позволяющий установить технические процедуры, которые регулируют такие изменения. Но в ряде случаев психоанализ способен также выявить скрытые мотивы, обусловившие преображение первоначального смысла мифов. Психоаналитик не приемлет в качестве первого позыва к составлению мифов теоретическое стремление найти объяснение явлениям природы или объяснить культовые обычаи и обычаи, ставшие непонятными потомкам. Для него этот позыв прячется в тех же психических «комплексах», в тех же эмоциональных склонностях, что были раскрыты при изучении сновидений и симптомов нервозности.

Аналогичное применение точки зрения психоанализа, его гипотез и открытий позволило пролить свет на происхождение наших великих культурных институтов – на религию, мораль, справедливость и философию[78]. Изучая первобытные психологические ситуации как мотивы для появления институтов такого рода, психоаналитик отвергает отдельные попытки объяснения с опорой на слишком поверхностное понимание психологии и предлагает взамен более проницательное толкование.

Психоанализ установил тесную связь между психическими достижениями индивидуумов и обществ, выделив общий динамический источник. Исходное положение гласит, что основная функция психического механизма состоит в устранении напряжения, создаваемого потребностями. Частично эта задача решается за счет извлечения удовольствия из мира вокруг, для чего требуется подчинить себе реальный мир. Но удовлетворению остальных потребностей, в том числе определенных аффективных позывов, действительность исправно мешает. Это побуждает к дальнейшим поискам каких-то иных средств противостояния неудовлетворенным позывам. Весь ход человеческой истории есть не что иное, как описание различных способов, принятых для «обуздания» неутоленных желаний, причем – в зависимости от меняющихся условий (отягощенных вдобавок техническим прогрессом) – эти способы встречались то благосклонно, то с разочарованием.

Изучение первобытных народов показывает, что человечество еще с незапамятных времен было увлечено детской верой в собственное всемогущество[79]. Вследствие этого целый ряд душевных образований можно трактовать как опровержение любых попыток опрокинуть это чувство всемогущества, как желание избавить эмоциональную жизнь от влияния реальности до тех пор, пока та не станет более пригодной для удовлетворения потребностей. Принцип избегания неудовольствия преобладает в действиях человека, пока ведется поиск лучшего способа приспособления к окружающему миру. Наряду с поступательным покорением мира происходит развитие мировоззрения, взгляда на мироздание в целом. Люди все тверже отворачиваются от былой веры в собственное всемогущество, идут от анимистической стадии через религиозную к научной. Мифы, религия и мораль находят свое место в этой схеме как попытки восполнить неудовлетворенность человеческих желаний.

Наши знания о невротических заболеваниях очень помогли понять устройство великих социальных институтов. Неврозы суть попытки отыскать индивидуальными усилиями некие формы утоления неудовлетворенных желаний, а институты стремятся обеспечить социальные решения тех же проблем. Отступление социального фактора и преобладание фактора сексуального превращают эти невротические решения психологической проблемы в карикатуры, пригодные лишь для разъяснения столь важных вопросов.

Е. Эстетический интерес

Психоанализ дает удовлетворительный ответ на ряд вопросов в области искусства и личности художника, но ряда других вопросов он откровенно чурается. В занятии искусством он, опять-таки, усматривает деятельность, направленную на утоление неудовлетворенного желания – в первую очередь желания самого творческого человека, а также его слушателей или зрителей. Движущими силами у художника выступают те же самые душевные конфликты, которые доводят других людей до неврозов и побуждают общество создавать социальные институты. Откуда художник черпает творческие способности – вопрос не к психологии. Первая цель художника состоит в том, чтобы освободить себя; далее, раскрывая плоды своего творчества другим людям, страдающим от тех же заторможенных желаний, он и им сулит такое же освобождение[80]. Он воображает свои самые сокровенные желания-фантазии как осуществленные, но произведением искусства они становятся лишь тогда, когда претерпевают превращение, которое смягчает в них все оскорбительное, скрывает их личностное происхождение и, подчиняясь законам красоты, подкупает других людей дозой удовольствия. Психоанализ без труда выявляет, наряду с явной частью художественного наслаждения, иную, скрытую часть, гораздо более мощную, связанную с глубоко спрятанными источниками инстинктивного освобождения. Связь между впечатлениями детства художника и историей его жизни, с одной стороны, и произведениями как откликом на эти впечатления, с другой стороны, – один из наиболее привлекательных предметов аналитического рассмотрения[81].

В остальном большинство проблем художественного творчества и его оценки ждет дальнейшего изучения, которое прольет свет аналитического знания и определит их место в сложной организации восполнения неосуществленных человеческих желаний. Искусство – условно принимаемая действительность, в которой благодаря художественной иллюзии символы и подмены способны вызывать настоящие чувства. То есть искусство – своего рода область на полпути между реальностью, которая разрушает желания, и миром воображения, исполняющим желания; область, где устремления первобытного человека к всемогуществу еще сохраняются в полную силу.

Ж. Социологический интерес

Верно, что предметом изучения для психоанализа является индивидуальная психика, но при исследовании индивидуума невозможно обойти стороной эмоциональную основу отношения отдельного человека и общества. Удалось установить, что социальные чувства неизменно содержат в себе эротический элемент – который, если его чрезмерно подчеркивать, а затем вытеснить, становится одним