Глава 17

Александра

Мне много о чем говорили, еще раз пухлым кодексом перед лицом помахали, но могли с таким же эффектом просто кирпичом пригрозить.

Все это дурно пахло.

Нашли шпиона — Саньку и дурака — Расула.

Я честно пыталась сказать, что такого, как он, не обманешь! Пыталась, но меня не слушали. Не хотели слушать.

Один ответ:

— А ты постарайся. Старания сделали из обезьяны человека.

Это какой-то сюр…

Меня отпустили, а я чувствую себя грязной и потасканной, едва переставляю ногами к выходу. На душе — похороны и свежий могильный холмик. Даже земля не осела. Хороню свою жизнь, надежды.

На какую новую жизнь ты надеялась? На учебу дененг заработать, в люди выбиться. Хрен там! Сидела бы в Павловске под боком у мамани, слабой на выпивку и имеющей тягу к дерьмо-папане, тянула бы… работу какую-нибудь!

Да хотя бы ногти пилить научилась, чем не работа? Все лучше, чем это…

Теперь… Теперь меня под прицелом держат, и мне так страшно, что я пропотела до трусов за несколько минут, на которые старательно растянула короткий путь до выхода из ментовки.

Все эти лязгающие створки, мужики в форме с оружием.

Разговорчики…

«Прессануть надо, почти раскололся! Протокол вот-вот будет готов!»

Я раньше думала, что правосудие — это что-то на высоком и о справедливости, а не о механизмах запугивания и насильного втягивания в слежку за кем-то.

Во рту словно помойка.

На выходе холодный воздух бьет в лицо, выбивая остатки слезинок из глаз.

Сразу холодно становится. Остатки тепла из тела выдуваются мигом.

Под ногами грязь — снег с дождем намесили черт знает что и небо такое низкое, будто вот-вот будет конец света.

Где приятная, легкая осень? Ночь ее сожрала и отрыгнула вот это — мокрое, холодное, грязное, под стать моему настроению.

Моя обувь мгновенно промокает от соприкосновения с первой же лужей, а их много — то ли асфальт дырявый, как маасдамский сыр, то ли я просто слепо тащусь к остановке, не разбирая пути.

Что же делать? Что же делать?

В голове бьется только эта мысль.

Тело сотрясает крупными судорогами. Уши мерзнут. Шею ломит страшной мигренью. Говорят, это больше возрастное, но у меня бывают такие приступы. Душит безысходностью…

Рядом плавно притормаживает черная, лакированная иномарка, подстраиваясь под мой спотыкающийся шаг.

— Подбросить?

Этот голос бьет по слуху, словно кнутом. Я медленно поворачиваю голову.

Стекло с пассажирской стороны приспущено. За рулем сидит Расул. Одет стильно, лицо, как всегда, с мрачным выражением, но выглядит притягательно. Он вообще… весь притягательный, люксовый, манит. Из салона его классной тачки на улицу пахнет теплом, дорогим автомобильным парфюмом и кожей.

Его подозревают, а меня мурыжили.

Его поймать с поличным не могут, но именно я места себе не нахожу, разве это справедливо?

Мне так обидно. Будто кому-то сверху надоело смотреть за этим миром и он ушел, махнув рукой, мол, сами как-нибудь! Без меня, ребята…

Иначе бы так не было! Не было так!

От злости я топаю ногой, в ботинке чавкает сыростью. Пальцы ног уже одурели от холода.

— Садись, Санька, — предлагает Расул и тянется, чтобы открыть дверь.

От обиды я не ведаю, что творю. Иначе бы так никогда не поступила.

Но сейчас я наклоняюсь и, собрав ладонью мокрый снег, комкаю его, запустив грязный шар в Расула.

Мокрый снег и вода разбиваются о лоб здоровяка. Грязные потоки бегут по его удивленному лицу.

Теперь можно бежать, как раз маршрутка, накренившись на бок, заворачивает к остановке.

Бегу изо всех сил, но то и дело проскальзываю гладкой подошвой тонких ботинок по снегу. В нескольких метрах от меня маршрутка выплевывает двух пассажиров и мчит дальше. Я не успеваю, зато очередной взмах и пируэт на снеге получается особенно зрелищным, я едва не падаю спиной назад.

Кто-то крепко хватает меня за капюшон и встряхивает за шкирку.

— Обалдела? — выдыхает грозно на ухо. — В машину пошла, живо! Посмотри на себя, во что ты одета, дура!

— Отпусти! Отпусти, гад! У меня из-за тебя неприятности!

Мое сопротивление для бугая, все равно, что мельтешение мухи — он буквально зашвыривает меня в салон, еще и коленом мягко под зад толкает, быстро обегает машину, заняв место за рулем.

Машина срывается с места, меня мягко опрокидывает на сиденье, в лицо начинает дуть горячая печь.

Расул бросает на меня сердитые взгляды через зеркало заднего вида.

— Останови машину, мне нужно домой.

— Домой — это куда? В Урюпинск, что ли?

— В Павловск! — огрызаюсь. — Здесь мне больше нечего делать!

— Глупая затея.

— Давай… Давай я просто тебе эту поганую флешку отдам, и все… Окей? Дальше я сама. Я вообще не хочу тебя знать, слышишь? Я знать тебя не хочу! — говорю с истерикой.

Машина резко перестраивается через два ряда на крайний правый и ныряет на узкую дорогу, притормозив возле дворов.

Расул оборачивается.

— Что ты сказала? Про флешку.

— Забери. Забери ее. К черту!

Отгрызаю бинт вместе с пластырем. На пальце остается крохотный след от вдавленной флешки и уродливый глубокий порез, нарывающий красным.

— И что они туда подсунули, интересно? — подбрасывает флешку и ловит.

— Ничего! Они не додумались искать под бинтом. Открой двери, а? — дергаю за ручку.

Взгляд Расула полон недоверия. Он трет переносицу.

Я вообще уже ничего не понимаю, ни-че-го. Я просто хочу свернуться калачиком и поспать в тепле.

Палец нарывает, голова болит, шею ломит. Из носа течет.

— Я проверю, — коротко кивает. — Узнаю, если пытались открыть.

Машина снова трогается с места.

Не глядя, Расул перебрасывает через сиденье свое пальто.

— Ехать долго. Ляг, поспи. Только сначала сними свою паршивую куртку!

Глава 18

Расул

Мне наплевать (ха!)

И на общие планы, и на детали (ага!);

И заметь, — я нервничать должен (р-рра!)

Но я спокоен феноменально.

Нигатив, трек «Все равно»

— Сколько?

Девчонка только что улеглась, но после моего вопроса привстает, встретившись блестящим от слез взглядом с моим, уточняет:

— Что?

— Сколько тебе предложили, чтобы за мной шпионила и стукачила?

Худенькое тело вздрагивает. Она не ест, что ли? Тощая… Саша начинает судорожно скользить взглядом по салону авто от одной двери до другой.

Хаос. Паника. Воздух густеет, становится кислым от этих эмоций.

— Не вздумай, —